кочкастой прошлогодней пашне, то по целине со старой травой, то пересекали островки нерастаявшего еще
снега с твердой и скользкой коркой. Впереди размашисто шагал высокий партизан, за ним Таня, а сзади,
оберегая девушку, следовали двое бойцов с автоматами.
От быстрой ходьбы Тане стало жарко. Она расстегнула полушубок и развязала шаль.
— Смотрите, простудитесь.
— Нет, мне тепло.
— А не устали?
— Нет, нет. Я не устала. Нам надо спешить. “Надо спешить, надо спешить, — мысленно повторяла она.
— А вдруг опоздаем? Если этот мерзавец уже успел… Что будет с Ксенией? Нет, нет, мы не должны опоздать!”
В темноте вырисовывались силуэты городских зданий Партизаны остановились. Таня показала, где она
выходила из города вчера, и пошла первой. Она хорошо ориентировалась и быстро вышла на ту улицу, где была
квартира Ксении. Вот и длинный, приземистый дом с садом, огороженным частоколом.
Когда они вошли во двор, Таня заметила, как в саду мелькнула какая-то тень. В прихожей у маленькой
коптилки сидели и курили два человека. В одном из них она узнала партизана, который провожал ее ночью в
лес. Он удивленно посмотрел на девушку.
Таня быстро спросила:
— Ксения здесь?
— Да.
— Позовите ее.
Ксения, увидев Таню, побледнела и ахнула:
— Что случилось?
— Ничего не случилось. Скорее зови Козловцева.
— Что случилось? — снова встревоженно спросила Ксения.
— Я скажу. Зови командира.
Через минуту Ксения вернулась с Владимиром. Таня первый раз видела этого человека с колючими
цыганскими глазами и маленькой черной бородкой.
— Знакомиться некогда, — сбивчиво заговорила она. — Ксения знает, кто я. Я спешила сюда, чтобы
предупредить вас. Иванов — предатель. Он предал Клаву, он убил Пашку…
С улицы послышался приглушенный звук мотора. В прихожую вбежал парень в ватнике.
— Все! Сидеть мне на крыше больше нечего. Немцы подъехали на грузовике.
— Так, — внешне спокойно сказал Козловцев. — Он просился у меня сегодня в город, и я отпускал его на
короткое время. Вот и подтверждение. Сколько немцев?
— Человек пятьдесят.
— А нас двадцать один. Сейчас они будут сидеть в засаде, ждать подхода боевых групп. — Козловцев
минуту подумал и продолжал: — Ждать нечего. Решение такое. Тебе, Ксения, надо бежать и предупредить
другие группы, чтобы они сюда не являлись. Пусть действуют самостоятельно. Немедленно предупреди
секретаря горкома. — Когда Козловцев говорил это, из комнаты вышел дед Морозенко, прислонился к
притолоке и стал слушать. — Мы с автоматами и гранатами будем пробиваться Когда завяжется перестрелка,
ты. Ксения, постарайся ускользнуть Мы разделимся на две группы. С одной буду я прорываться на улицу, а ты,
Степан Григорьевич, с другой в сад.
— Добре, — сказал дед.
— Вам надо идти с дедом, — обратился Козловцев к Тане.
— Хорошо.
— А сейчас зайдите на минутку, поговорим с предателем.
Козловцев, Морозенко и Таня вошли в большую комнату. Здесь было человек пятнадцать. В комнате
облаком стоял махорочный дым. Тимофей Гордиенко сидел спиной к Тане за столом, на котором стояла
керосиновая лампа, и шепотом что-то рассказывал соседу. Когда вошла Таня, все посмотрели на неё. Не
повернулись только Гордиенко и его сосед. Таня подошла к предателю и положила руку ему на плечо.
— Тимофей Гордиенко, — произнесла она сдержанно. Гордиенко резко повернулся. — Узнаешь,
предатель?
Лицо Гордиенко стало серым, он открыл рот, хотел что-то сказать, но Козловцев не захотел его слушать.
— Именем советского закона, — грозно произнес он, — за Клаву Долгорукову, за Пашку, за кровь наших
людей…
В полутьме глухо прозвучал пистолетный выстрел.
— Взять всем оружие! — скомандовал Козловцев. Коротко обрисовав обстановку и боевую задачу, он
разделил людей на две группы.
Первыми выскочили из сеней Козловцев и Морозенко и кинулись в разные стороны. За ними выбежали
другие. Немцы открыли сосредоточенную стрельбу по дверям, но было уже поздно. С двух сторон их поливали
свинцом из автоматов. Беспорядочно отстреливаясь, гитлеровцы столпились около автомашины. Кругом
трещали выстрелы.
Ксения, Таня, Морозенко и еще один партизан бежали в глубь сада. Вдруг Таня, словно споткнувшись,
упала на землю.
— Шо з тобою, голуба? — тяжело дыша, нагнулся к ней дед.
— Танюша! — бросилась к подруге Ксения.
— Кажется, я ранена… в ногу…
Таню подняли, подхватили под руки и снова побежали. Воздух потрясли два взрыва: как видно,
партизаны подкинули под машину гитлеровцев противотанковые гранаты. Опять затрещали автоматы. Это
продолжалось минут десять. Сплошной гул выстрелов оборвался двумя короткими очередями, и все стихло.
Ксения, Морозенко и один из партизан, поддерживая Таню, пересекли улицу и остановились около
какого-то сарая.
— Тяжело тебе? Больно?
— Ногу уже не больно, руку больно, вот которую ты дер-
жишь. — Таня хотела пошевелить левой рукой, но не могла. —
Пустите меня, я немного полежу.