Поиски "Озокерита"

— Ни, голуба, лежать неможна, неможна лежать, — воз-

разил Морозенко. — Нам треба биг-ты до хутора. Грицько! —

позвал он.

Сильными руками Грицько обхватил Таню, хотел поднять.

— Подожди, Грицько, — попросила Ксения. — Я не могу

больше идти с вами.

— Я знаю. Иди, Ксения, — сказала Таня. — Я хорошо се-

бя чувствую. Не беспокойся обо мне.

— Дедуся тебя не оставит. Он зиает хорошего врача А

завтра я приду к тебе…

Ксения исчезла в темноте.

Партизан понес Таню. Шли они торопливо, молча. Где-то

на другом конце города слышны были выстрелы, взрывы гранат.

Таня застонала.

— Стой, Грицько! — тихо сказал дед, и когда Грицько ос-

тановился, Морозенко спросил: — Боляче, голуба? — Затем он

скинул с себя длинный кожух, расстелил его на земле, помог

Грицько положить Таню, став на колени, нагнулся над девушкой.

— Потерпы, серденько, трохы осталося йты нам. От скоро

дийдемо до хутора. Внн тебе перевьяже. Вин хороший, наш

дохтур. — Таня молчала. Дед припал ухом к ее груди и вскочил.

— Горе таке! Беры, Грицько, за кожух та понесем…

…Во дворе дома, где жил профессор Виткович, девушку

положили в сарае, на земле. Морозенко побежал в дом. Ему открыла прислуга, узнала его и впустила в

прихожую.

— Як бы прохвессора побачыть? — задыхаясь, спросил дед.

В прихожую вошел взволнованный профессор.

— Вы ко мне? — спросил он, поправляя очки.

— Цэ я.

— А, старый знакомый! С чем пожаловали?

— Дило е.

— Какого-нибудь партизана принесли?

— Та вже ж…

— Где он?

— У вас тут никого нема чужих?

— Это неважно. У меня сидит мой коллега.

— А вин шо в себе представляе? Кому вин служить?

— Не беспокойтесь. Это наш человек. Самый надежный друг.

— Дило таке, одна дивчина тут е, дуже поранена.

— Так давайте ее сюда. — И профессор, опережая деда, выбежал во двор.

Иосиф Генрихович с помощью своего друга, хирурга Яна Дроздовского сделал Тане операцию, извлек

пулю из ноги и наложил гипс на ногу и на руку. Виткович положил Таню в своем кабинете. Морозенко,

отпустив Грицько, сам просидел на кухне до окончания операции. Когда ушел Дроздовский, дед вошел в

кабинет Витковича, освещенный двумя большими лампами Профессор сидел около Тани и держал ее руку,

проверяя пульс. Он поднял голову и посмотрел на деда.

— Вы еще здесь?

— Як вона? — вместо ответа спросил дед.

— Ничего. Сильная девушка. Я думаю, что все будет благополучно. Потеряла много крови, повреждены

кости руки и ноги, но они срастутся.

— Куды ж цю дивчину зараз диваты?

— Никуда. Будет лежать здесь, в моем кабинете.

Дед подумал, почесал в бороде.

— А шо мени робыть?

— Мне кажется, вам надо идти отдыхать. Вы тут мне ничем не поможете.

— Ну, бувайте здоровеньки!

— До свидания. Зайдите денька через два.

Морозенко ушел.

Профессор продолжал сидеть возле Тани и держать ее руку. Он невольно залюбовался лицом Тани и

вдруг вспомнил, что видел эту девушку в комендатуре, среди немцев. “Странно, — подумал профессор. — Кто

она? Немка или русская?”

Таня открыла глаза. Она долго и недоуменно смотрела на Витковича, на его очки в золотой оправе.

— Вы в кабинете врача. В полной безопасности. Вам сделали операцию и наложили гипс. — Виткович

произнес это мягким, ровным голосом, как привык разговаривать с больными. Он не выпускал ее руки, следил

за пульсом. — Вы меня поняли? — спросил он, желая убедиться, как реагирует девушка.

— Да, — тихо подтвердила Таня.

— Вы русская?

Таня подумала и ответила:

— Да.

— Вы молодец. Вы хорошо… — профессор не договорил. Таня закрыла глаза, сознание снова оставило

ее. “Нужна кровь”, — подумал он.

Виткович исследовал ее кровь, определил группу. В кабинет вошла жена.

— Я не заходила к тебе, знала, что ты занят. Плохо ей?

— Ранение тяжелое.

— Как жаль! Старик мне рассказал о ней. Она так много сделала хорошего! Неужели у нее безнадежное

состояние? Неужели нельзя спасти её?

— Ей крайне нужна кровь, Юлюшка. Твоя группа подходит, но…

Женщина молча расстегнула пуговицы на кофточке и стала снимать ее…

После переливания крови состояние Тани улучшилось. Профессор и его жена сидели у постели девушки,

не смыкая глаз.

— Ну, сколько раз тебе говорить, Юлюшка, иди ложись, — полушепотом убеждал профессор жену. —

Нельзя же так! Тебе отдыхать надо, ты столько отдала крови — и сидишь. Пожалей себя.

Жена ничего не ответила. Она осторожно, с нежностью прижалась ухом к груди Тани, послушала,

посмотрела ей в лицо, но уходить и не собиралась.

Так продежурили они всю ночь. Таня ни разу не открыла глаз, но пульс ее становился лучше.

— Оказывается, Юлюшка, у тебя еще молодая и боевая кровь, — шутил профессор.

Утром Таня очнулась. На ее щеках заиграл легкий румянец. Профессор измерил температуру: она была

повышенной, но Иосифа Генриховича это не напугало.

— Все идет хорошо, — сказал он.

— Прошу вас, не скрывайте от меня правды… Если необходима операция… — с тревогой в голосе

произнесла Таня.

— Не беспокойтесь.

Иосиф Генрихович угадал, откуда возникла эта тревога у девушки.