Поиски пропавшего без вести

И остался один. Он хотел достать плеер, но не стал этого делать, решив приберечь батарейки. Он сложил руки под головой, опустил на шершавый рукав пиджака горячий лоб и задумался. Да больше ничего не оставалось, только думать, лежать и вспоминать.

Андрея не было долго, бесконечно долго. Никитин почти забылся, медленно отключаясь. Жар окутывал его, и сквозь жар он почувствовал легкое дуновение. Разгоряченное лицо уловило это мгновенное овеение, стоячий воздух только слегка колыхнулся, принимая свежую струю, и мороз прошиб все большое истерзанное тело. Никитин приподнял голову. Его снова бросило в озноб, по коже пошли мурашки. Широкие ноздри мужчины раздулись, вздыхая. И уши уловили шум, далекий, приглушенный.

— Андрей! — закричал он, стараясь держать голову выше.

Вдали раздался глухой ответ, потом странный звук, тишина и приглушенный, далекий грохот. Луч дневного, солнечного света скользнул на камни. Никитин зажмурился, и свет тут же исчез, оставив только слабые блики.

С шорохом, ногами вперед, к нему полз Андрей. Никитин стал задыхаться от волнения, стараясь найти снова ту свежую струю.

— Костя, ход, — горячо зашептал Андрей, приближаясь. — Правда, узкий.

— Спаслись!

— Слушай, — Андрей замер возле него, поджимая ноги. — Там высоко, метра четыре. Слушай сюда. Я спрыгну первым. Там есть деревья. Тополя. Я свалю пару, и ты слезешь по ним. Только сам не прыгай, Костя, слышишь? Я скоро. Ты пока подгребай потиху.

И Андрей скользнул вперед, стремительный и снова полный жизни. А Никитину показалось, что то взаимопонимание, которое появилось между ними, вдруг оборвалось. И они снова стали каждый сам по себе и каждый сам за себя. Бандит и мент. И выбираться теперь надо самому.

Сцепив зубы, Никитин пополз вперед, видя, как свет снова появился в конце туннеля. Свежий ветер теперь бил в лицо, морозил и освежал. Никитин полз упорно и целеустремленно, полз долго, и наконец светлый мир гор и зелени раскрылся ему. Судорожные руки нащупали край, Никитин навалился грудью, подался вперед и посмотрел вниз.

Было не так уже высоко, со второй этаж, не больше. И вокруг росли деревья. Тополя. И еще что-то. Скользили ящерицы. Летали птицы. Только Андрея нигде не было. И это-то как раз было естественнее всего.

Однажды ведь он уже выбросил его из вертолета. Хорошо еще, что не пристрелил напоследок. Никитин посмотрел на синее до рези в глазах небо, на сизые низкие облака, далекие белые вершины, вздохнул, подтянулся и стал медленно вылезать. Высунувшись по пояс, он сел, схватившись за нависший камень, обнял его, повис и стал медленно вытягивать ноги. Боль, тупая и дергающая, усилилась, но он продвигался упорно.

Андрей появился из-за уступа, таща за собой длинный ствол с завядшей редкой верхушкой.

— Черт! — он бросил дерево и закричал: — Костя! Не смей!

Но Никитин не слышал, в голове его горело и гудело, лицо стало багровым.

— Не двигайся!

Никитин сделал еще одно, последнее движение и рухнул вниз. И Андрей, стремглав сорвавшись с места, бросился к нему.

…Жар и боль, боль и жар. Было тяжело дышать, тело то тряслось от холода, то задыхалось. Никитин бессознательно метался, кричал, рвался и дрожал. И смутно чувствовал, как его держат чьи-то руки, пытаясь облегчить боль. Он рвался, ему было тесно, душно. Жар окутывал его, он задыхался и медленно угасал.

Глаза Никитин открыл, когда солнце зависло над горной грядой. Мир подёрнули сумерки то ли заката, то ли рассвета. Никитин вздохнул, повернул голову и увидел, что находится у подножия скалы, в каком-то странном полусидящем положении, с ногами, покоящимися на бурой увядшей траве. Руки Андрея крепко обнимали его плечи, тесно прижимая к себе. Сам Коренев спал сидя, прислонившись спиной к камню и держа на груди голову друга. Разбитое, заросшее щетиной, лицо его было спокойным и расслабленным.

Никитин слегка шевельнулся, и Андрей от этого движения открыл глаза, вскинул голову и весь напрягся.

— Доброе утро, — проговорил он, сдерживая зевок. И его живые карие глаза внимательно и тревожно посмотрели в голубые, воспаленные, мутные от жара глаза Никитина. — Как ты?

— Живой.

— Здорово же ты меня напугал. Зачем ты прыгнул-то, скажи мне на милость?

— Я думал, что ты бросил меня.

— Вот чумной.

И Андрей крепко обнял его за плечи, прижимаясь лбом к пылающему виску.

— Какой ты горячий. Как печка. Не змея тебя все же цапнула?

— Кажется — нет. Укус бы распух.

— Да ты и так весь распухший, как бревно.

Андрей осторожно, за плечи, положил его на траву, поправил на его груди летную куртку, подтягивая молнию выше, к подбородку и поднялся.

— Вот что, Костян, давай, собирайся с силами, надо двигаться дальше.

— Где мы? — с жаром выдохнул Никитин, и сам почувствовал свое горячее дыхание.

— А черт его знает. Либо Пакистан, либо Афган. Скорее Афган.

— Это плохо?

— Не очень Тут военных баз — тьма. Я сам живу по эту сторону.

— Ты гражданин Афгана?

— Нет, Силенда. Я же рассказывал. Тут я живу по визе.

— А чего боишься?