Поиски счастья

Где бродил и что делал эти годы Тымкар, неизвестно. Только в береговых поселениях его никто не встречал. Да едва ли и думал кто-нибудь о его исчезновении. Из родного селения его изгнал шаман как убийцу, родных не осталось, старик Вакатхыргин после единоборства с белым медведем занемог. Эмкуль вышла замуж. Тэнэт ждала от Ройса ребенка, Богораз был давно в Петербурге.

Нашел ли Тымкар кочевье Омрыквута, удалось ли ему увидеть свою Кайпэ, этого тоже никто не знал.

Но вот как-то в один из осенних вечеров он появился на мысе Восточном, в эскимосском селении Наукан.

В это время там гостили родственники науканцев с островов и американского побережья. Они приплывали сюда каждый год.

Среди эскимосов у Тымкар а знакомых не было. В давние времена между чукчами и эскимосами случались нелады, и с тех пор они сторонились друг друга, хотя явно и не враждовали. При нужде они оказывали друг другу услуги, но какая-то скрытая неприязнь сохранилась. Однако, как и всякого путника, Тымкара приветствовали, приглашали в жилища. Его накормили, расспросили о новостях, постлали шкуру для сна. Впрочем, кое-что из истории Тымкара было науканцам известно: ведь Уэном не так уже далек от Восточного мыса.

Рано утром Тымкар проснулся от суеты в пологе. Хозяева куда-то торопились. «Куда вы?» — спросил он их (эскимосы знают чукотский язык). Они шли провожать островных и запроливных родственников и знакомых. Погода обещала быть хорошей, а осенью с морем шутки плохи.

Тымкар тоже спустился на берег.

Более десятка больших кожаных байдар стояло в ряд на крупной гальке у воды. Шесть других загружались на плаву. Около них суетилась пестрая толпа гостей и хозяев. Подходили все новые и новые группы людей. Всюду смех, шутки, крики, возня. Гости спешили отплыть с попутным ветром. Матери вели или несли за спинами детей. Мужчины укладывали снасти, на ходу переговаривались, пинали снующих под ногами собак. Те повизгивали, но с берега не уходили.

Тымкар остановился в стороне. Он смотрел то на эту пеструю толпу, то на крутой склон, по которому бегом спускались эскимосы.

В проливе виднелся остров, за ним — слабые очертания американского побережья.

Никто не обращал на Тымкара внимания: все были заняты — одни отплывали, другие провожали. Поручения, взаимные просьбы, подарки, советы, прощания поглотили внимание этой шумной толпы. И хотя байдары еще спокойно покачивались на привязи, все спешили и нетерпеливо поглядывали вверх на крутой, почти обрывистый склон. Кого-то ждали: видно, кто-то опаздывал, задерживал остальных. Наконец двое мальчишек наперегонки побежали вверх, к землянкам.

Вскоре на кромке спуска к морю они появились вновь, за ними — женщина, ведущая за руку мальчика.

Спуск был крутой. Зигзагообразными тропинками, среди высокой полыни, все четверо медленно шли вниз.

Тымкар курил. Струйки сизого дыма тянулись к морю, к байдарам. Там уже подняли мачты, усаживались отплывающие. Шум усилился. Теперь провожающие старались перекричать друг друга.

На душе у Тымкара было тоскливо. И чем больше радости видел он на лицах этих возбужденных людей, тем угрюмее становился его взор. Куда идти ему, что делать? Он устал от скитаний. Его влечет к себе родное море, охота среди льдов; ему хочется так много, много нарисовать на моржовых клыках! Но у него нет даже яранги. Какой же он человек! Он достоин сожаления. «Только тело имеющий», — говорят о таких людях богатые оленеводы. Тымкару вспомнился Омрыквут, его слова: «Жалкий ты бедняк, «зря ходящий по земле человек»…

Затем ему видятся дни, когда в Уэноме вот так же у берега шумели чукчи, собираясь на ярмарку. И перед его взором опять и опять рождались образы матери, отца, брата Унпенера, Тауруквуны, Кайпэ… Да не был ли он тогда счастлив? О каком же еще счастье говорил ему таньг. «Желаю тебе, юноша, счастья…» И Тымкар сам придумывал себе это счастье. Яранга. Много жира и мяса. Дети и жена сыты. У него — хорошее ружье и есть патроны. Его байдары быстрее других. Он — самый лучший охотник! На клыках он рисует всю свою жизнь и жизнь чукчей, по этим рисункам его сын будет рассказывать об этом внуку. И еще к нему в гости приедет этот хороший таньг Богораз, научит своим значкам. И Тымкар станет таким, как этот таньг. Наверное его захотят сделать шаманом. Но он не согласится. Он будет охотником. Он не хочет быть шаманом. А еще он скажет чукчам, чтобы они не давали ни одной шкурки чернобородому янки. Он объяснит им, что янки — плохой человек.

«Но где же взять хорошего? — задумывается Тымкар. — А если хороший не придет? Что скажут тогда ему чукчи?»

Ведя за руку мальчика, эскимоска торопливо проходила мимо. Мальчуган не поспевал за ней, оглядывался по сторонам: ему все было любопытно.

Вдруг сердце Тымкара замерло, вздрогнули длинные ресницы, рука ощупала горло, он шагнул вперед.

— Сипкалюк! — вырвался из его груди хриплый возглас.

Женщина и мальчик оглянулись.

Пораженный Тымкар снова поднял руку к горлу. «Как? Сын!»

— Сынок! — Тымкар был уже около него, упал на колени, хватал его за руки, за плечи, терся щекой.

Мальчонка испугался, заплакал.