Пойте, неупокоенные, пойте

Кайла заснула в своем детском кресле, которое мне пришлось переставить на середину заднего сиденья. Мисти вернулась, и теперь, когда в машине Майкл, она сидит со мной. У Кайлы в руке половина сэндвича, пальцы сжимаются вокруг него крепко. Ее голова наклонилась назад, нос вспотел, а кудряшки склеиваются. Я вытаскиваю сэндвич из ее руки и доедаю, хоть местами он и влажный от ее рта.

– Большую часть, да, – отвечаю я.

– По виду ей уже гораздо лучше, – говорит Леони, но она лжет.

Кайла не выглядит гораздо лучше. Может быть, чуть-чуть, но не сильно.

– Так и знала, что ежевика сработает.

– С ней что-то не так? Она больна? – спрашивает Майкл.

Его рука перестает двигаться, и он оборачивается, чтобы посмотреть на нас. Я перестаю жевать. В сером туманном свете и в тесной машине его глаза выглядят ярко-зелеными, зелеными, как деревья, выпускающие новые весенние листья. Леони выглядит разочарованной тем, что он перестал гладить ее, и наклоняется через сиденье к нему.

– Видно, просто какой-то желудочный вирус. Или укачало. Я дала ей одно из маминых средств. Ей уже лучше.

– Ты уверена, детка? – Майкл внимательно смотрит на Кайлу, и я глотаю последний кусочек ее сэндвича. – Мне кажется, она все еще какая-то желтоватая.

Леони издает небольшой полусмешок и машет в сторону Кайлы.

– Конечно, она желтая. Она же наша малышка.

И Леони смеется, хоть это и не похоже на смех. В нем нет счастья – только сухой воздух и жесткая красная глина, на которой трава не растет. Она поворачивается и смотрит в переднее стекло, покрытое останками насекомых, так что даже не видит, как Кайла вздрагивает, как ее глаза расширяются и ее рвет коричневым и желтым, с кусочками. Рвота летит у нее изо рта, разбрызгиваясь по задней части переднего сиденья, по маленьким ножкам Кайлы, по ее красно-белой футболке со смурфиками и по мне, пока я вытаскиваю ее из детского сиденья и сажаю к себе на колени.

– Все будет в порядке, Кайла, все будет хорошо, – говорю я.

– Я думала, вы ей что-то дали от этого, – говорит Мисти.

– Детка, я же говорю, ей плохо, – говорит Майкл.

– Твоюжгребануюмать, – бормочет Леони, и худощавый темнокожий мальчик с неровным афро и длинной шеей стоит с моей стороны машины, смотрит на Кайлу, а потом переводит взгляд на меня. Кайла плачет и скулит.

– Птичка, птичка, – говорит она.

Мальчик наклоняется к окну и расплывается по краям. Он говорит: Я иду домой.

Глава 6 Ричи

Это мальчик Ривера. Я это знаю. Я почувствовал его запах сразу же, как только он ступил на поля, как только этот маленький красный помятый автомобиль свернул на стоянку. Трава прощебетала и завыла вокруг, когда я пошел по этому запаху к нему, к темноволосому кудрявому мальчику на заднем сиденье. Даже если бы на нем не было запаха разлагающихся листьев, превращающихся в грязь на дне реки, аромата глубокой долины, переполненной водой, отложениями и скелетами мертвых существ – крабов, рыб, змей и креветок, я бы все равно узнал в нем ребенка Ривера по его внешности. Острый нос. Глаза темные, как дно болота. Длинные и прямые кости, как у Ривера – неукротимые, как можжевельник. Это точно ребенок Ривера.

Когда он возвращается в машину и я заявляю о себе, я вновь убеждаюсь в этом. Вижу это в том, как он держит маленькую больную золотистую девочку: словно думает, что сможет свернуться вокруг нее, превратить свои кости и плоть в здание, в котором сможет защитить ее от взрослых, от огромной необъятности неба, от просторов травянистой земли, усеянной могилами. Он защищает так, как защищает Ривер. Я хочу сказать ему: Парень, у тебя не выйдет. Но молчу.

Вместо этого я прижимаюсь и сажусь на пол машины.

Вначале я проснулся среди молодых сосен пасмурным днем. Я не мог вспомнить, как оказался там, на сосновых иголках, мягких и острых, как волосы кабана. Там не было ни тепла, ни холода. Ходить было что плавать в чуть теплой мутной воде. Я ходил кругами. Не знаю, почему я оставался в этом месте, почему каждый раз, когда я доходил до края поросли, до места, где сосны становились выше, округлялись и темнели, увитые зелеными колючими ветками, я поворачивал обратно. В тот нескончаемый день я смотрел на качавшиеся верхушки деревьев и пытался вспомнить, как я здесь оказался. Кем я был до этого места, до этой тихой и странной обители. Но у меня не выходило. Поэтому, увидев белую змею, толстую и длинную, как моя рука, выползавшую из теней под деревьями, я опустился на колени перед Ней.

Ты здесь, сказала Она.

Иглы впивались мне в колени.

Ты хочешь уйти? спросила Она.

Я пожал плечами.

Я могу забрать тебя, сказала Она. Но ты должен этого захотеть.

Куда? спросил я. Звук собственного голоса удивил меня.

Вверх и прочь, сказала Она. И вокруг.

Зачем?

Тебе кое-что нужно увидеть, сказала Она.

Она подняла свою белую голову и закачалась, и медленно, как масло, растворяющееся в воде, ее чешуя становилась черной, ряд за рядом, пока не стала цвета пространства между звездами.