Пойти в политику и вернуться

Наводить порядок в этой сфере взялся Евгений Примаков. Начали обсуждать разные идеи. Со всех сторон посыпалось: давайте усилим контроль, расставим посты милиции… Я говорю: «Бесполезно! Чем больше ментов – тем больше взяток. Толку не будет». Примаков со мной согласился. Пошли другим путем. Евгений Максимович собрал правительство и, как мы с ним договорились, под камеры заявил: «Я поручил Степашину разобраться в проблеме. Или наведем порядок, или введем государственную монополию на водку». Припугнул всерьез. Мы тем временем создали комиссию под руководством моего заместителя Владимира Васильева. Выбрали несколько десятков крупнейших производителей водки, проверили, посмотрели, что и как, Васильев с командой поработал отлично. И когда все цифры были у меня на столе, я собрал этих водочных королей у нас в министерстве. Дал слово Васильеву, потом Колесникову – он попугать публику умел. А сам сказал: «Ну что, доигрались? Решение принято, вводим госмонополию». Паника, конечно. Обещали, что сами наведут порядок. И навели. Ну а нелегальные поставки спирта из Грузии через Верхний Ларс мы своими силами перекрыли.

К концу года «водочный» вклад в бюджет составил уже 8 процентов. Когда я стал председателем Счетной палаты, вернулся к этой теме и предложил ввести монополию на спирт. Президент дважды писал на документе с моими предложениями: «Поддерживаю». Но увы…

Если дело Быкова и водочная история были связаны с криминализованной экономикой, то «дагестанское дело» – это уже про чиновничество. Речь идет о скандале вокруг управляющего Пенсионным фондом Дагестана Шарапутдина Мусаева, при котором бесследно исчезли десятки миллионов рублей, предназначенных на пенсии и детские пособия. Там было разворовано все, что можно. Этот скромный чиновник по кличке Кинг-Конг купался в роскоши, у него даже был собственный зоопарк. И это при чудовищной нищете в республике! «Дело Кинг-Конга» тоже расследовал Владимир Колесников.

* * *

Вопросы, связанные с Кавказом, занимали огромную часть времени. В те годы отношения с Чечней оставались по-прежнему напряженными. Бесконечные захваты заложников продолжались. Среди них были и известные люди. Похищали с единственной целью – получить выкуп. И были такие персонажи и с чеченской, и с российской стороны, которые в этом бизнесе активно участвовали. Кто-то на этом зарабатывал, кто-то получал политические дивиденды. Как, например, Березовский, который активно посредничал в подобных делах. МВД никогда и ни за кого денег не платило. Мы понимали, что кеш только подпитывает этот бизнес. Пока есть покупатели – будут и те, кто поставляет товар, захватывая заложников. Обменом, да, занимались. Думаю, что было с десяток случаев, когда мы вытаскивали осужденных по мелким статьям чеченцев из тюрьмы и обменивали их на заложников. Иногда и прихватывали кое-кого специально на обмен. Помню, что об обмене у меня был прямой разговор с Казбеком Махашевым, он был министром внутренних дел в правительстве Ичкерии и очень близким к Масхадову человеком. Когда-то закончил рязанское училище ГУИН, был советским подполковником. Мы с ним и налаживали контакт через его товарищей по училищу. Пригласили в Рязань, кормили-поили и немножко к себе подтянули. Не хочу сказать, что завербовали, нет, но контакт у нас был. Он нам помогал в обмене.

Работали и с правозащитниками, с такими людьми, как Вячеслав Измайлов из «Новой газеты». Измайлову, на счету которого десятки вытащенных из плена солдат, я всегда старался помогать. Мы много лет не виделись, встретились в 2019 году в Ельцин Центре на конференции, посвященной 25-летию со дня начала первой чеченской войны. Для меня было важно, что, выступая публично, Измайлов очень хорошо отозвался о том, как наша команда работала, вытаскивая заложников и пленных. Ну и у меня появилась возможность еще раз сказать ему хорошие слова.

Количество заложников измерялось сотнями. Были среди них и самые обычные мирные люди, и военнослужащие, и священники, и высокие чиновники, в том числе иностранные.

Представитель Верховного комиссара ООН по делам беженцев Винсент Коштель работал в Чечне с 1996 года. 30 января 1998 года он был похищен прямо из квартиры, которую снимал. На месте преступления осталась записка с требованием 5 миллионов долларов. Потом мы узнали, что его держали в подвалах и ямах, не кормили и издевались над ним. Естественно, за его судьбой с тревогой следил весь мир. Со специальным заявлением с требованием освободить Коштеля выступил президент России, потом президент Франции, Верховный комиссар по делам беженцев ООН… Все было бесполезно. Мы пытались организовать переговоры – тоже безрезультатно. Раз в неделю Ельцину звонил Жак Ширак, и дважды в неделю Борис Николаевич звонил мне. И произносил только одну фразу: «Сергей Вадимович, Коштель!» В конце концов пришлось пойти на силовую операцию. Она проходила под руководством Владимира Рушайло, и 12 декабря – через 317 дней после похищения – Винсент Коштель оказался на свободе. В своем первом интервью, которое он дал в аэропорту, Коштель сказал: