Он отпрыгивает от меня, смотря безумно, а потом оглядывается по сторонам в страхе. Но в коридоре только мы.
— Как ты смеешь? — рычит он, и я замечаю, как трясутся его руки. На мгновение становится даже жаль его. Он такая же жертва этого никчёмного союза, как и я сама.
— Иди, Пиерис, — устало произношу я. — Мне плевать на твои секреты. Я просто хочу остаться одна.
— Ты… Ты пожалеешь об этом! — мстительно шипит паренек, сверкая глазами, а я только отмахиваюсь, поворачиваясь к нему спиной, и бредя по темному коридору с высокими куполообразными сводами.
Вряд ли меня можно напугать хоть чем-то. Не осталось в этом мире такого наказания, чтобы моя душа дрогнула. Все самое страшное уже произошло.
Я уже почти добираюсь до лестницы, ведущей в мою башню, когда меня так внезапно хватают клещи-пальцы отца, что я едва ли не валюсь на пол.
— У тебя была только одна задача! Держать себя в руках, — хрипит он мне на ухо. — Чтобы твой… Чтобы муж Азалии жил. Но ты не способна справиться и с этим?!
А я почти ничего не соображаю, пока он тащит меня вдоль стен, уводя все дальше от желанного покоя.
— Он… Все подумают, что я просто устала, — бубню я пересохшими губами. — Я никогда не высиживала приемы до конца. Это не будет подозрительным.
— Полагаю, ты не собираешься провожать обрученных? — усмехается он, но я просто не в силах реагировать на эту едкость.
— Нет, — мотаю головой, — просто отведи меня в комнату…
— Еще рано, Аиша, нас ждет продолжение мероприятия, когда Эмир и Аза покинут Архаир.
— Только не сегодня, — бубню я, едва слушающимися губами. — Умоляю… Мне нужно лечь…
— Я сказал, мы продолжим, — отчеканивает отец, и я просто повисаю на его руке, послушно позволяя вывести себя во двор замка.
Сил спорить нет. Как и говорить. А вот Сархад оказывается на удивление болтливым. Как будто рад какой-то победе. Наверное, будь у меня чуть больше сил, я бы удивилась этому его радушию и приподнятому настроению. Но сейчас я чувствовала себя куском материи, из которого выжали все жизненные соки.
Не знаю, сколько он водил меня по лабиринту парка, рассказывая легенды и притчи Архаира, но когда вдали послышался звук удаляющегося двигателя, Сархад повернул нас обратно в сторону замка.
— Архиар волшебная планета, — произносит он. — Несправедливо, что мы, алияды, обладая такой властью, должны прятаться здесь, не имея возможности выйти за ее пределы.
— Кодекс предписывает так… — бормочу я на автомате, еле волоча ноги. Мысль о том, что Эмир покинул Архаир отдается во мне скорее ощущением, чем мыслью.
— Кодекс, — презрительно выплевывает он. — Его написали древние старцы, выжившие из ума и боявшиеся до усрачки собственной силы. Уже давно пришло время поменять чертовы правила, тысячелетие назад изжившие свой срок годности.
А мне на ум приходит урок Лавра, который он заставил меня вызубрить так, чтобы от зубов отскакивало.
«Алияда — высшая духовная сущность.
Алияда — физическое воплощение слова Божьего. Его Глас.
Если не знаешь, что Слово верно — молчи.
Если Слово не породит Веру и Добро — молчи.
Великая сила заключена в Гласе алияды. И с ней — великая ответственность. Та, что жизнь приносит, может ее же отобрать.
Духовность — высшее благо. Алияда должна жить так, чтобы быть учителем всех созданий.
Алиядам надлежит жить в гармонии со всеми сущностями и природой.
Священный Архаир — единственное пристанище высших духовных сущностей. Дар не может жить за его пределами.
Дар надлежит держать в тайне. Он и знание о нем породят великую войну за пределами священного Архаира.
Алияда не смеет отнимать душу ни у одного высокоразвитого существа. Это против ее естества.
Наказание за нарушение любой из заповедей Кодекса — изгнание и изъятие Дара. Отречение от рода и собратьев. Забвение.»
Я заучивала слова Кодекса много лет назад, но читала их каждый день. Чтобы помнить, кто я, и чем обладаю.
— Прошу тебя, отец, — вижу перед глазами двери парадной залы, — я не могу сейчас туда вернуться… Мы уже перенесли помолвку на завтра… Чего еще ты от меня хочешь?
— Хочу, чтобы ты действительно поняла, что значит носить имя рода фан Дормейская, Аиша. Ты можешь воздействовать своим голосом не только на других. Но и на себя. Контролировать собственные эмоции. Полностью подчинять их себе.
— Это ты сделал с собой? — хмурюсь я, когда дворецкие распахивают перед нами двери. — Заблокировал все свои эмоции?
Сархад ничего не отвечает, а только смотрит на меня, как на жалкую дуру. И лишь только свет общего зала касается его лица, он надевает на себя маску дружелюбия.
Здесь все совсем не так, как было, когда я ушла.
Даже несмотря на блуждающее сознание, я понимаю, как сильно изменилась аура присутствующих. Арфы больше не играют, а певцы не рождают мелодию эйфории.
— Это она! — отец Пиериса с искаженным от гнева и боли лицом тыкает в меня указательным пальцем.
Я непроизвольно вздрагиваю и делаю шаг назад.
— Что здесь происходит? — нейтральным тоном осведомляется Сархад.
— Что происходит? — Бахрад делает шаг вперед. — Я скажу, что случилось. Она, — он вновь тычет пальцем в мою сторону, — нарушила наш Кодекс.