Поющая кровь

Она отвернулась от него, и взгляд ее стал блуждать по всей улице, по ночному небу. Ей показалось, что луна уже села. Легкий ветерок ласково коснулся ее щеки.

— Не знаю, Лико. Я так многого боюсь и очень многого не знаю. — Она сделала несколько шагов в сторону улицы и с тоской в голосе произнесла: — Разве ты не понимаешь? Я стою в тени и смотрю на звезды.

Он сложил перед собой руки и снова сел на край колодца.

— Если ты еще способна видеть звезды, они обязательно наполнят тебя своим светом.

Какие бесхитростные слова, подумала она. Ну как тут не улыбнуться? Ей вдруг внезапно пришло в голову, как мало Лико знает об этом мире. Он говорил, что сам он не из Дакариара. Значит, из соседнего городка, предположила она, или из большого города за холмом, или, может, из соседней деревни. Но все же смеяться над ним она не могла. Его простодушие так трогательно.

— Нам обоим нужно было родиться поэтами, — сказала она, — со всеми этими милыми словами и умными фразами.

Лико встряхнул головой:

— О чем это ты?

— Неважно.

Она вернулась к колодцу и села рядом с ним. Как тиха ночь, это царство серого и черного, полумрака и полной мглы. Но воздух — прохладный и живительный. Она рада, что проснулась так рано. Запах близкой воды казался ей благовонием, а Лико благоухал чистотой и свежестью. Она искоса разглядывала его. Когда же их руки соприкоснулись, она вдруг решилась:

— Ты не мог бы заняться со мной любовью?

Лико медленно посмотрел на нее, и она не смогла ничего понять по его лицу. Ласковым, спокойным жестом он накрыл ладонью ее руки.

— Я не люблю тебя, — честно признался он, — хотя, мне кажется, со временем смог бы.

Любовь не всегда имеет значение. Сейчас ей нужно было его тепло. Слишком долго она никого не обнимала, и слишком долго никто не держал ее в объятиях. Больше всего на свете ей хотелось прикоснуться к нему и чтобы он прикасался к ней, хотелось не думать ни чем, лишь о том, что они могли бы дать друг другу хоть на мгновение.

Но он все молчал.

— А если я тебя очень попрошу, Лико? — сказала она. — Я не гордая.

Когда он поднялся, она почувствовала легкую дрожь в его прикосновении. Он не отпускал ее руку.

— Это я должен был бы тебя просить, — ответил он. Их пальцы переплелись. Его рука была горячей, как огонь.

Она глубоко вздохнула и повела его назад, в свою комнату. Ей не понадобился свет, чтобы найти постель, да она и не хотела его зажигать. Размотала простыню, прикрывавшую тело, и скинула ее на кровать, в ноги, а затем увидела, как Лико, подняв подол своего одеяния, стянул его с себя и оставил лежать на полу. Его чресла были обернуты льняной тканью. Он развернул ее и бросил рядом со своим платьем.

Она подумала о Кимоне, ее немного удивило то, что она не испытывает ни малейшего чувства вины в эту минуту. Ведь это не предательство. Ей нужны чьи-нибудь руки, чтобы обняли ее, а руки Кимона мертвы и превратились в прах. Ее любовь к мужу не стала слабее, а печаль совсем не уменьшилась.

Но руки Лико были из плоти и крови, а ее плоть и кровь взывали, желая его прикосновения. И если бы Кимон был жив сейчас, а она мертва, все было бы точно так же. Все было бы точно так же для любого мужчины или любой женщины.

— Самидар…

Она покачала головой, прижав палец к его губам. Не нужно слов. Он приблизился к ней, и она обняла его, скользнув руками по телу. Он сделал то же самое. Она приложила голову к его груди и, услышав биение сердца, ощутила такое желанное удовлетворение. Она прижалась к нему сильнее.

Им не требовалась любовь, чтобы заниматься любовью. Солнце застало их в объятиях друг друга, они мирно спали.

* * *

Позднее, уже после завтрака, они прошлись по Дакариару. Перикант и Орик ходили вместе с ними. Город казался заброшенным, на улицах стояла гнетущая тишина.

— Все боятся, — зловеще произнес Перикант. — Спрятались за ставнями.

— Многие ушли ночью, — сообщил Орик. — К полуночи почти полгорода оставили свои дома.

Ни одна лавка не была открыта. Ни одна тележка не катилась по дорогам. По всему было видно — Дакариар вымер. В канаве валялась брошенная наковальня, чуть дальше на дороге лежал сундук с разбитой крышкой, все его содержимое высыпалось наружу, в пыль. Очевидно, люди убегали в спешке, не желая терять времени.

Стужа подошла к ближайшему дому и громко постучала. Никто не ответил. Она еще раз постучала и позвала. Внутри дома было тихо, никто не откликнулся. Тогда она надавила всем своим весом на дверь и почти не удивилась, обнаружив, что та заперта на засов изнутри.

Она обернулась к Лико и нахмурилась:

— Полагаю, самые смышленые сбежали. Мы же остались с мышами.

Он ответил ей снисходительной улыбкой:

— Мы остались с женщинами, детьми и стариками. — Затем его улыбка сошла на нет, и он пожал плечами: — Может, и с несколькими мышами.

Они все ходили по городу. То там, то здесь они ловили на себе испуганные взгляды из-за щелей в ставнях. Никто не осмеливался открыто появиться на улице. Исчезли даже животные, что обычно паслись в канавах.