Поющие револьверы

Глава 33

Контора Каредека находилась в тюрьме Лорела, но он редко пользовался этой комнатой. Он предпочитал работать в своей собственной хибаре на углу Четвертой улицы. По обеим сторонам и позади дома были пустыри. Напротив располагалась мастерская плотника, точно так же окруженная пустырями. И все потому, что Лорел был городом-однодневкой из прошлого. Его распланировали с размахом — с общественными парками, почтой, ратушей и другими очень важными зданиями, которые так и не построили. Те, кто купил здесь земельные участки, выстроили каркасные дома и обнаружили, что ближайший сосед живет в четверти мили. Вообще-то Лорел выглядел как сгоревший и частью отстроенный город, который никогда не будет восстановлен полностью. Он стоял в руинах — руинах собственных надежд.

Но шерифа такое расположение устраивало. Отсюда он хорошо просматривал прилегающие участки земли, а днем это было большим преимуществом, поскольку народ весьма уважал его оружие и меткость стрельбы. Ночью он выпускал свору свирепых бультерьеров, которых рисковые люди боялись пуще оружия! В его хибаре, где он родился и вырос, было всего две комнаты. Одна, позади, была кухней, гостиной, столовой и спальней одновременно. Вторая служила офисом.

Именно туда, забрав с почты корреспонденцию, направился шериф.

Он шел широким, свободным шагом с высоко поднятой головой, насвистывая по пути. И он предпочитал не замечать, что люди приветствуют его неловкими, холодными кивками. Предпочитал не замечать, — но видел краем глаза — что за его спиной они останавливались и внимательно рассматривали, как будто никогда раньше его не встречали.

Шериф засвистел громче и слегка сдвинул сомбреро на затылок. Но глаза его потемнели.

Он проходил мимо входа в банк, когда оттуда выбежал толстый, лысый человечек, чья голова болталась на худой, слабой шее. Толстый, мягкий животик с каждым шагом тоже прыгал вверх и вниз. Подойдя, он погрозил шерифу мясистым пальцем.

— Что ты наделал, Оуэн Каредек? — спросил он. — Что ты сделал с собой?

— Не знаю, — сказал Каредек и остановился, возвышаясь над банкиром.

— Тогда я тебе объясню! — сказал тот. — Ты выкинул себя с работы, если хочешь знать.

— Я не просил, чтобы мне объясняли, — ответил Оуэн Каредек. — Могу я спросить, откуда у вас эта информация? И кто собирается меня выкидывать?

— Весь народ округа! — заявил президент банка. — Они попросят тебя уйти, а если откажешься…

— Это мне не важно, — сказал Каредек. — В других местах полно работы. Это не самый большой город в мире, и уж наверняка не самый лучший!

— Значит, ты так разговариваешь? — воскликнул банкир. — Оуэн, Оуэн, как тебе не стыдно, ведь это город, который тебя вырастил. А что делать мне, когда ты уедешь? Кто будет охранять банк? Мне придется купить новый сейф и нанять двух ночных сторожей — и все потому что ты был и показал себя таким дураком!

— Правда? — спросил Каредек.

— Правда? — воскликнул банкир. — Ты же вступил в сговор с Энненом Райнноном, так?

— Так, — сказал шериф.

— Ты подарил ему ферму. Ты обращался с ним, как с братом.

— Он на ферме проявил себя с хорошей стороны или с плохой? — спросил шериф.

— Не в этом дело! Вопрос в том, за что народ округа платит тебе деньги и…

— Ладно, — сказал Каредек. — Замнем этот вопрос.

Он пошел дальше, а маленький человечек направился за ним, дергая его за рукав.

— Но я же хочу помочь тебе, Оуэн! Я не хочу, чтобы ты уходил. Если мы выберем другого шерифа, это будет стоить мне несколько тысяч долларов. Это ты очистил округ от бандитов.

— Но не от Райннона, — ответил шериф.

— Да к черту Райннона! — воскликнул банкир. — Что он вообще такого сделал? Ну, пару раз ограбил по мелочи! Так это всего лишь по мелочи. Это даже принесло нам пользу. Он не дал городу зажиреть, когда мы стали слишком спокойны. Но что тебя заставило это сделать? Ты мне скажешь?

— Вы ведь и так все знаете, — сухо ответил шериф.

— Ди говорят, — сказал банкир, — что Джон Гвинн — это ни кто иной, как Райннон.

— Ладно, — сказал шериф. — А вам не пришло в голову, что Эннен Райннон — это ни кто иной, как Джон Гвинн?

Он пошел дальше, все так же предпочитая не замечать ничего странного в приветствиях, которыми его встречали люди. Подойдя к домику, немного постоял у калитки в сад, восхищаясь участком.

У сада не было другого входа. Внутри лежала ровная, слежавшаяся земля, из которой росли чахлые остатки розовых кустов. В это время на них не было ничего, кроме колючек, но Каредек держал их ради сентиментальных воспоминаний о своей матери. Потому что когда она была жива, здесь, на дворе густо цвели самые разные цветы. И никогда работа по дому не занимала у нее столько времени, чтобы не оставалось на тяжкую и грязную работу в саду — пока он с братишками играл в уличной пыли.

Шериф подумал об этом, когда посмотрел на спекшуюся, твердую землю сада.

Он был жестким человеком, но что-то смутное зашевелилось в его душе и поднялось к горлу, что-то похожее на невысказанные навеки слова.