Поющие в терновнике

– В нашем изысканном колледже, разумеется. – Джастина быстро и ловко одной рукой раскалывала над миской яйцо за яйцом. Потом принялась яростно сбивать их мутовкой. – Мы все там весьма благопристойные девицы. И очень образованные. Не всякое стадо безмозглых девчонок способно оценить всю прелесть таких, к примеру, латинских стишков:

Некий римлянин из Винидиума
Носил рубашку из иридиума.
Говорят ему: «Не странно ль ты одет?»
А он в ответ: «Id est bonum sanguinem praesidium»[13]

.

Губы Мэгги нетерпеливо дрогнули.

– Конечно, очень неприятно признаваться в своем невежестве, но все-таки объясни, что же сказал этот римлянин?

– Что это чертовски надежный костюм.

– Только-то? Я думала, услышу что-нибудь похуже. Ты меня удивляешь. Но хоть ты и очень стараешься переменить разговор, дорогая дочка, давай вернемся к прежней теме. Чем плохо выйти замуж?

Джастина насмешливо фыркнула, довольно похоже подражая бабушке:

– Ну, мама! Надо же! Кому бы спрашивать!

Мэгги почувствовала – кровь прихлынула к щекам, опустила глаза на противень с ярко-зелеными сдобными елочками.

– Конечно, ты очень взрослая в свои семнадцать лет, а все-таки не дерзи.

– Только попробуй ступить на родительскую территорию, сразу тебя обвиняют в дерзости – правда, удивительно? – осведомилась Джастина у миски со сбитыми яйцами. – А что я такого сказала? Кому бы спрашивать? Ну и правильно сказала, в самую точку, черт возьми! Я же не говорю, что ты неудачница, или грешница, или что-нибудь похуже. Наоборот, по-моему, ты на редкость разумно поступила, что избавилась от своего муженька. На что тебе дался муж? Денег на жизнь тебе хватает, мужского влияния на твоих детей хоть отбавляй – вон сколько у нас дядюшек. Нет, ты очень правильно сделала! Замужество – это, знаешь ли, для безмозглых девчонок.

– Ты вся в отца.

– Опять увертки. Если я тебе чем-то не угодила, значит, я вся в отца. Что ж, приходится верить на слово, я-то сего достойного джентльмена сроду не видела.

– Когда ты уезжаешь? – в отчаянии спросила Мэгги.

– Жаждешь поскорей от меня избавиться? – усмехнулась Джастина. – Ничего, мама, я тебя ни капельки не осуждаю. Но что поделаешь, обожаю смущать людей, а тебя особенно. Отвезешь меня завтра к сиднейскому самолету?

– Давай лучше послезавтра. А завтра возьму тебя в банк. Сама посмотришь, что у тебя на текущем счету. И вот что, Джастина…

Джастина подбавляла муку и ловко управлялась с тестом, но, услышав что-то новое в голосе матери, подняла голову:

– Да?

– Если у тебя что-нибудь не заладится, прошу тебя, возвращайся домой. Помни, в Дрохеде для тебя всегда найдется место. Что бы ты ни натворила, чем бы ни провинилась, ты всегда можешь вернуться домой.

Взгляд Джастины смягчился.

– Спасибо, мам. В глубине души ты старушка неплохая, верно?

– Старушка? – ахнула Мэгги. – Какая же я старуха! Мне только сорок три.

– О Господи! Так много?

Мэгги запустила в нее печеньем-елочкой и угодила по носу.

– Вот негодяйка! – Она засмеялась. – Ты просто чудовище! Теперь я чувствую, что мне уже все сто.

Дочь широко улыбнулась.

Тут вошла Фиа проведать, что делается на кухне; Мэгги обрадовалась ей как спасению.

– Знаешь, мама, что мне сейчас заявила Джастина?

Зрение Фионы ослабло, немалого труда ей стоило теперь вести счета, но за потускневшими зрачками ум сохранился по-прежнему зоркий.

– Откуда же мне знать? – спокойно заметила она и не без испуга посмотрела на зеленое печенье.

– Ну, иногда мне кажется, у вас с ней есть от меня кое-какие секреты. Вот только что моя дочь ошарашила меня новостью, и сразу являешься ты, а ведь тебя в кухне целую вечность не видели.

– Мм… хоть с виду и страшно, а на вкус недурно, – оценила Фиа зеленое печенье. – Право, Мэгги, я вовсе не затеваю у тебя за спиной заговоров с твоей дочкой. Что ты на этот раз натворила? – обернулась она к Джастине, которая опять заполняла тестом масленые и посыпанные мукой противни.

– Я сказала маме, что буду актрисой, бабушка, только и всего.

– Только и всего, а? Это правда или просто еще одна твоя сомнительная шуточка?

– Чистая правда. Я вступаю в Каллоуденскую труппу.

– Ну и ну. – Фиа оперлась на стол, насмешливо посмотрела в лицо дочери. – До чего дети любят жить своим умом, не спросясь старших, а, Мэгги?

Мэгги промолчала.

– А ты что, меня не одобряешь, бабушка? – повысила голос Джастина, уже готовая ринуться в бой.

– Не одобряю? Я? Живи как хочешь, Джастина, это не мое дело. А кстати, по-моему, из тебя выйдет неплохая актриса.

– Ты так думаешь? – изумилась Мэгги.

– Да, конечно, – подтвердила Фиа. – Джастина ведь не из тех, кто поступает наобум – верно я говорю, внучка?

– Верно, – усмехнулась та, отвела влажную прядь, упавшую на глаза, посмотрела на бабушку с нежностью, и матери подумалось, что к ней-то Джастина никакой нежности не питает.

– Ты у нас умница, Джастина. – Фиа покончила с печеньем, за которое принялась было с такой опаской. – Совсем недурно, но я предпочла бы не зеленую глазурь, а белую.