— Сердце, — тяжело дыша, прошептала Вальмонда, — внезапно прихватило, — на её губах запузырилась слюна, словно у эпилептика. Вальмонда была почти без чувств.
— Кто-нибудь, сюда, — оглушительно закричал граф, повернувшись к двери.
Почти сразу же внутрь вбежали две пожилые служанки и испуганно уставились на господина. Он всё ещё поддерживал Вальмонду, словно та была хрустальной статуэткой.
— Отведите герцогиню в мои покои, — жёстко рявнул Ксеноф, разозлившись на служанок за их глупые лица. — И вызовите к ней лекаря. Быстро! Чего стоите?
Служанки подбежали к Вальмонде, и граф аккуратно передал им герцогиню. Та прижимала руки к груди, не в состоянии самостоятельно отойти от приступа. Когда они покинули комнату, Ксеноф подошёл к кроватке Деймоса и посмотрел на сына тяжёлым, почти ненавидящим, взглядом.
— Это ты сделал? — яростно прошипел граф.
Пару секунд он ожидал услышать ответ, но затем вспомнил, что Деймос ещё слишком мал и не умеет говорить. Впрочем, Ксеноф не сомневался в том, что сын его понял. В глазах младенца горел злобный огонь, словно он торжествовал победу.
— Это нелепо, — наконец воскликнул Ксеноф, — он же ребёнок.
Граф усталым движением протёр глаза и вышел из комнаты. Он понимал, что пришло время разрешить сложившуюся ситуацию, но не знал как. Деймос должен умереть, — внезапно мелькнула жестокая мысль, однако Ксеноф не ощутил облегчения от найденного решения.
***
Когда отец оставил его одного, Деймос впал в сонное оцепенение. Временами оно прерывалось скользкими видениями, в которых фигурировали Мила, нежно улыбающаяся принцу, и любимая матушка, которую жестокие небеса забрали к себе, не позволив малышу почувствовать родительское тепло.
Ещё принц видел отца, вечно угрюмого и мрачного. Ксеноф всего лишь четыре раза побывал у сына за те шесть месяцев, которые прошли после Обряда Нарекания. Наконец Деймос разглядел Вальмонду. Она брезгливо кривила тонкие губы, с ненавистью взирая на младенца. Ответная реакция не заставила себя ждать. В душе принца вновь пробудилось желание отомстить этой женщине. И младенец почувствовал прилив магических сил.
О да, внезапно понял малыш, он сможет разделаться с ней. Это уже почти произошло сегодня, когда он выбросил тёмную энергию своей ярости в тело Вальмонды. Она корчилась от дикой боли, на деле ощутив могущество нечеловеческого разума. Однако радость принца длилась недолго. Он осознал, что возможность для мести более не представится. Вальмонда выжила и, наученная горьким опытом, вряд ли подойдёт к нему хотя бы на пушечный выстрел. Что ж, цель была так близка.
Окончательно расстроившись, Деймос погрузился в глубокий сон, в котором уже не было места туманным образам и горьким видениям.
***
— Ты не понимаешь, Фольтест. Он буквально заставил её корчиться от боли. Она держала Деймоса на руках и вдруг изогнулась дугой, а затем побелела словно прошлогоднее привидение. Чем ты это объяснишь?
— Случайность, — флегматично ответил советник, не желая верить в обратное.
— Какая такая случайность? — раздражённо заревел Ксеноф. — Я сам ощутил этот смертельный поток ярости, исходивший от Деймоса. Нет, он прекрасно понимал, что и зачем делает. Неясно только одно: за что он невзлюбил Вальмонду. Она ведь родственница Эйвил.
— Дальняя, — заметил Фольтест.
— Но если верить слухам о Покинутых, они имеют чутьё на такие вещи.
— Да неужели, — язвительно воскликнул старик. — Что ж, если Токра такие чувствительные, как вы говорите, то Деймос мог узнать о покушении герцогини на жизнь своей матери! Как вам такая гипотеза, милорд?
— Не перевирай мои слова, Фольтест. Почувствовать родственные связи не то же самое, что узнать о прошлом. К тому же ты забываешь, что Деймос только ребёнок. Он не может понимать, что такое жизнь или смерть.
Фольтест удивлённо выпрямился.
— Извините, господин, но, по-моему, это вы забыли об этом. С тех пор, как ваш сын появился на свет, вы не слишком-то жаловали его своим вниманием. А на руки брали лишь дважды. Вами движет страх перед малолетним сыном, хотя, как вы сами только что заметили, он всего лишь ребёнок. Очень смышлёный, но всё-таки ребёнок.
Ксеноф недовольно скривил губы, однако не нашёл слов, чтобы возразить советнику. Фольтест прав, понял граф, он слишком напуган. И этот страх мешает ему мыслить рационально. Но, с другой стороны, разве может старик понять, что значит иметь сына-убийцу. Нет, поправил себя граф, будущего убийцу. И всё равно, кем он в итоге станет: Отверженным или Покинутым. И в том, и другом случае он будет потерян навсегда.