Пока ангелы спят

– Сейчас мы с вами поднимемся вверх по лестнице – примерно посредине нее слева по ходу нашего движения расположена шестая остановка на крестном пути Иисуса Христа. Именно здесь, по преданию, святая Вероника утерла полотенцем пот с его лица…

То ли не покидающие меня мысли о трагедии, некогда совершившейся здесь, то ли жара, то ли толпы людей были тому причиной, но чувствовал я себя все хуже и хуже. Голос экскурсовода доносился словно сквозь вату, накатывалась тошнота, и кружилась голова. Будто в полусне, мы продолжали тащиться по древним улицам, и я почти ничего не замечал вокруг себя.

– А сейчас, товарищи, – сказала экскурсовод, глянув на часы, – у вас пятнадцать минут перед экскурсией в Храм Гроба Господня. Вы сможете приобрести сувениры. Я советую вам купить здесь крестики, а также свечи. Напомню, что кресты, которыми вы прикоснетесь к Гробу Господню, считаются освященными без всякого дополнительного участия священников. Свечи, которые вы сможете опалить от лампад у Гроба, также считаются святыми. Тем самым вы, по поверью, сможете взять с собой домой Господний свет.

– А как же мы свечи зажженными-то повезем? – изумилась какая-то дама в толпе.

– Достаточно поджечь свечу и сразу ее затушить, – терпеливо пояснила экскурсовод. – Она уже будет считаться освященной… Я рекомендую вам сделать покупки в этой арабской лавочке – здесь очень низкие цены. Во всех других намного дороже.

– Она, наверное, свой процент у хозяина этой лавки имеет, – тихо проговорил кто-то сзади меня в толпе.

– Ты думаешь?

– Та конечно!

– Но все равно пойдем – говорят, там, в самом храме, цены на свечки дикие…

Я вместе со всеми поплелся в лавку. Хозяева-арабы, казалось, поджидали нас. Они услужливо кланялись входящим. В кондиционированной прохладе магазина мне стало лучше, но ненамного. Превозмогая себя, я купил два крестика, себе и Наташе, и еще двадцать свечей – в Москву, на сувениры. Меня не покидало чувство ирреальности происходящего.

– Торгующие у храма, – усмехнувшись, шепнула мне Наташа.

И вот, наконец, с двадцатиминутным опозданием, оттого что кому-то приспичило в туалет, а кто-то побежал искать лавчонку еще подешевле, мы вступили на площадь перед Храмом. Всю ее заливало ослепительное солнце. Я совсем не так представлял себе Храм.

Купола не видно. Глухая ровная стена, сложенная из глыб. Вделанные в стену мраморные колонны, одна из них наискось треснувшая. Низкие, узкие ворота – скорее даже не врата, а дверка, ведущая внутрь.

Экскурсовод что-то рассказывала – и, наверное, что-то интересное, потому что вся толпа сгрудилась вокруг нее. Я вроде бы слушал, но не понимал из ее речи ни слова. От стояния на жгуче-солнечной площади мне опять стало хуже. Голова кружилась, комок изнутри подкатывал к горлу. Наташа непонимающе заглядывала мне в глаза – наверное, я выглядел неважно, – но ничего не спрашивала.

– …А сейчас, товарищи, – провозгласила экскурсовод, – мы с вами проследуем в Храм. Напоминаю, что дамы должны быть с покрытыми головой и плечами, а мужчины – без головных уборов. Кроме того, я не рекомендую вам снимать на видео и фото непосредственно у часовни, в которой находится Гроб Господень…

– А что, запрещено? Как в мавзолее? – хмыкнула бритоголовая ряха из толпы экскурсантов.

– Нет, не запрещено, – кротко улыбнулась экскурсовод. – Просто, когда снимают возле Гроба, при проявке очень часто выясняется, что вся пленка оказывается засвеченной… – Она секунду помолчала и задумчиво добавила: – Слишком яркий там свет… А теперь, – сменив интонацию, добавила она, – пожалуйста, пройдемте к Храму…

И в этот момент головокружение, тошнота и головная боль, преследовавшие меня весь последний час, сделались нестерпимыми. Внутри меня что-то закружилось, стены, со всех сторон окружавшие храмовую площадь, сделали несколько стремительных оборотов вокруг, затем я вдруг увидел летящие прямо мне в лицо камни мостовой, что-то в голове будто взорвалось – и наступил мрак.

***

Мне показалось, что я очнулся через секунду. Тело было блаженно легким, голова – ясной. Ничего не болело. Я открыл глаза. Выяснилось, что я лежу навзничь в тенечке на скамейке. Голова моя покоится на женских коленях. «Это Наташа», – догадался я и обрадовался. Рядом маячили чьи-то белые одежды. Я скосил глаза и увидел жгучелицего парня в белом халате и с фонендоскопом вокруг шеи.

– Очнулся, – констатировал он, взял меня мягкими пальцами за руку, стал слушать пульс. Я поднял глаза – конечно, рядом Наташа: на ее коленях лежит моя голова, а ее прохладная ладонь покрывает мой лоб.

– Как хорошие часики, – с удовлетворением заявил парень-врач, выслушав мой пульс.

– Что с ним такое? – тревожно спросила Наташа.

– Ничего особенного, – пожал плечами парнишка-медик. – Тепловой удар. Обезвоживание организма. Наше солнце очень коварное. Надо пить много воды – носите с собой бутылку минеральной или хотя бы даже простой кипяченой воды и пейте, пейте, постоянно пейте… Не пускайте его, девушка, больше на солнце – и к вечеру он у вас будет как тот огурчик.