Пока бьется сердце

Этой памятной ночью я разговаривал с Анной Резекнес, которую встретил в полку Бойченкова. Медсанбат направил сюда одну из своих передовых групп. Анна рассказала мне о своей любви к Василию Блинову. Потом немного всплакнула.

— Нам не быть вместе, — говорила она — Бели бы все зависело от меня, тогда было бы по-другому. Знаю, он не может забыть Любу. Рассказываю вам потому, что в этот счастливый час не могу сдержать себя, хочется, чтобы кто-нибудь другой узнал о моей любви к вашему другу. Хороший и благородный он человек. Только ничего не говорите ему. И обо мне не думайте плохо.

После разговора с Анной зашел в дом, где разместились полковые разведчики. Все спали, кроме Блинова. Он сидел за столом и дымил папиросой.

— Опять куришь?

— Одна не повредит, — ответил он обычной фразой.

Поздравили друг друга с победой, выпили по сто граммов.

— Не дожила она до этого часа, — после долгого молчания проговорил Василий.

Я ничего не ответил. Пожалуй, Анна права: Блинов никогда не забудет Любу.

А утром полк снова рванулся вперед. Его передовые батальоны догнали арьергарды немецкой группировки войск, которая отказалась капитулировать и поспешно откатывалась на запад, чтобы сдаться в плен американцам.

…По колонне проносится команда: «Привал». Усаживаемся на обочине шоссе. За эти несколько минут, которые даны нам, чтобы перевести дух после стремительного и утомительного марша, мы успеваем не только перекурить, но и поделиться своей радостью по случаю счастливых событий.

Степан Беркут навеселе.

— Успел немного хлебнуть, — признается он. — Но сегодня не грех. Ведь через несколько дней и у нас будет тихо.

Лицо разведчика расплылось в блаженной и добродушной улыбке.

— Не боишься, что в эти последние дни отправишься по военной путевке прямо в рай? — спрашивает Григорий Розан.

Беркут сгоняет с лица улыбку.

— Об этом, признаться, не думал.

После непродолжительной паузы добавляет:

— И думать не хочу! Не верю в свою смерть от пули.

— А я вот думаю, — хмуро говорит Розан. — Всю войну прошел без страха, о смерти не думал. Но услышал, что войне капут, вот и пошли скверные мысли сердце тревожить.

— Ты брось ци думки, — вмешивается в разговор Петро Зленко. — Брось, Грицко! Воны тильки нудьгу нагоняют.

— От тоски, слыхал я, вошь пойдет на теле, — смеется Николай Медведев. — Никакими средствами тогда не выведешь ее. Так что, Григорий, брось хныкать и нас не расстраивай!

Розан блеснул голубоватыми белками.

— Я не хнычу. Но все же, если погибнет кто-либо из нас, будет обидно. Ой, как обидно! Хочу видеть, какая жизнь наступит после войны. Знаю, хорошая будет жизнь. Ведь люди теперь научились ценить и любить ее. Скажу прямо, на войне очистились мы от многой дряни в нашем характере, стали чище сердцем и мыслями. Человек стал красивее, благороднее, сильнее. И обидно будет, если вот с такими людьми я не буду новую жизнь строить.

— Ну тэбэ к бису, Грицко, — с сердцем произносит Зленко. — Не нагоняй нудьгу. Дывись, як солдаты идут, слухай, яки писни спивають…

Степан Беркут извлекает из кармана гимнастерки сложенное треугольником письмо.

— Хлопцы, я забыл прочесть вам, — выкрикивает он, стараясь перекрыть голосом шум двигающихся по шоссе войск. — Вчера получил…

Письмо переходит из рук в руки.

Мы уже привыкли к почерку автора писем, адресованных Беркуту.