Пока бьётся сердце

– Ты сказала, что я не боролся за тебя, но это ужасно далеко от истины.

Я почти задыхаюсь, обхватываю руками его за шею и пытаюсь притянуть обратно к себе.

Он сопротивляется, не сводя с меня глаз и поглаживая костяшками пальцев мою щеку.

– Корабелла, это и была моя битва за тебя. Я боролся за твое исцеление, твое счастье, твою улыбку, твой смех… твой прекрасный, сломленный дух. Я никогда не переставал бороться за тебя и никогда не перестану.

Сердце, кажется сейчас разорвется от избытка чувств. В моих глазах стоят слезы, а душа переполняется абсолютной любовью. С моих губ слетает тихий всхлип, и Дин ловит его поцелуем. Мы растворяемся друг в друге, в настоящем моменте, в упущенном времени… в возможности реального будущего. И когда он толкается в меня и осыпает поцелуями мое лицо, шею, грудь… все иначе.

Его движения медленны и размеренны. Я не отвожу взгляда. Наши тела движутся вместе в идеальном ритме. Больше никаких отчаянных прикосновений или наполненных страхом поцелуев, мы не цепляемся друг за друга, крепко держась за идею чего-то большего, того, что выше нас.

Мы просто какие есть.

И, возможно, всегда такими были.

Той ночью Дин обнимает меня крепко, наши тела красиво сплетены вместе, и мы расслаблены и довольны. Он обнимает меня, как любовник. Как мой единственный, личный защитник.

Как мой спаситель.

В конце концов, он спас меня от серийного убийцы. Он спас меня от передозировки таблетками.

Он спас меня от самой себя.

Глава 34 Дин

Корабелла.

Единственный солнечный луч пробивается сквозь кружевные занавески, освещая золотистые отблески в ее волосах. Она все еще спит, такая умиротворенная, какой я ее никогда не видел, и мое сердце сжимается с каждым тихим вздохом. Я пытаюсь не быть полным придурком и не пялиться на нее, но меня гипнотизируют плавные движения ее груди, слегка приоткрытые губы и легкий трепет ресниц при виде какого-то сна.

Я до боли влюблен в эту женщину, и будь я проклят, если не буду наслаждаться рядом с ней каждым быстротечным мгновением.

Ее ладошки сложены под щеку и, клянусь, на ее губах появляется легкая улыбка. Ничего не могу с собой поделать – я наклоняюсь, нежно целуя в уголок ее губ. Кора шевелится, утыкаясь носом в руки, и ее волосы падают на лицо. Я смахиваю их пальцами и не спешу отстраняться, пока Кора не открывает глаза.

Проходит минута, прежде чем в ее взгляде появляется узнавание, и улыбка становится шире.

– Привет, – шепчет Кора, ее голос хриплый и сонный.

– Привет. – Черт, я мог бы привыкнуть к этому – просыпаться каждое утро и ловить ее сонный, пронизанный любовью взгляд, видеть румянец на щеках. – Что тебе снилось? Ты улыбалась.

Кора потягивается, и простыня сползает ниже по бедру, привлекая мое внимание.

– Шекспир.

Я прищуриваюсь.

– Хм-м. Это кодовое слово для моих новых методов использования языка, которые я опробовал прошедшей ночью?

Она краснеет, со смехом зарываясь лицом в подушку. Я притягиваю Кору к себе, пока ее нос не утыкается в верхнюю часть моей груди, а голова не оказывается прямо под моим подбородком. Затем я шепчу ей в волосы:

– Сравнить ли мне тебя с весенним днем?

Кора с усмешкой поднимает голову.

– Ты знаешь Шекспира?

– Мы никогда не встречались. Но я знаю сексуальную учительницу английского, которая часто его цитирует.

Кора широко улыбается и чмокает меня в подбородок.

– Знаешь, я привыкла думать, что ты тупой.

Я смеюсь и глажу ладонью по ее руке, а затем опускаю ее на бедро.

– Ага. Ты так заводилась, когда я притворялся, будто чего-то не знаю. Это было чертовски мило.

– Ты был хуже всех. Неисправимый.

Кора хихикает, обхватывая ногой мое бедро, ее глаза сверкают.

– Мы должны заняться любовью. Потом нужно хорошенько выгулять собак, вернуться домой, приготовить завтрак и снова забраться под одеяло, пока тебе не придется ехать домой.

Все это звучит чертовски фантастично – за вычетом последней части. Мысль о возвращении в Блумингтон, в свою жутко тихую однокомнатную квартиру в полном одиночестве, но пропахшим Корой Лоусон, кажется непостижимой. Но я понимаю, что в данный момент ничего не поделаешь. И я чертовски уверен, что не жалею о выборе, сделанном восемь месяцев назад. Когда я согласился на перевод в другой город, в корне изменив свою жизнь и установив дистанцию между мной и женщиной, которая отчаянно в этом нуждалась.

Это было тяжело.

Это было самое трудное, что мне когда-либо доводилось делать. Даже тяжелее, чем все, через что мы прошли в течение тех роковых двадцати дней в подвале психа, потому что на этот раз у меня был выбор. И я его сделал сам. У меня была возможность послать все к черту, проявить слабость и остаться. Чертовски легкий вариант. Я хотел на нем остановиться.

Но единственное, чего мне хотелось больше, – это увидеть ее улыбку.

Я хотел видеть ее сияющей, процветающей и наслаждающейся жизнью.

Хотел видеть ее именно такой, какая она сейчас, счастливая, здоровая и заново научившаяся любить себя.

Так что все было не зря. Просто теперь я не знаю, куда, черт возьми, мы двинемся дальше.