Пока дышу

Дядя же с меня не слезал, выспрашивая, где был, что видел и с хрена ли я так долго возвращался домой, от вопросов же моих он уходил, говоря, что после поговорим, сейчас рано.

Да и с братцем познакомился, звали его Свейн, ага, что означает мальчик, мальчик он и есть. У меня сложилось впечатление, что он на всех смотрит с легким презрением, как будто ему все должны.

— Рингольд, вот я слышал, что ведьмаки лучшие войны, — завел он разговор, он весь вечер пытался меня как-то подначить.

— Я тоже слышал, Свейн, что такое говорят, — покивал ему в ответ.

— А сам что думаешь? — не отставал он.

— Что здесь думать, говорят и пусть говорят, мне-то что.

— Врут, значит, люди, так получается, — и с ехидцей посмотрел он на меня.

— А мне откуда знать, врут или нет, люди многое говорят, и не всему надо верить, — вот не хотелось мне с ним конфликтовать и портить такой хороший вечер. Вкусная медовуха и еда, тепло. Но нарывается же. А дядя делал вид, что не смотрит в нашу сторону, но прислушивался точно.

— Вот я так и знал, что ваша слава раздута, — он даже хихикнул.

— Тебе виднее, много пожил, много видел, — иронию и смех я и не прятал в голосе.

Парень весь покраснел, в глазах злость. Еще бы, и от отца оплеуху получил на людях, и сейчас насмехаются. Какая жалость. Сам виноват, дурачок.

Он крепко сжал кубок.

Я же отвернулся и глянул на спящего Данральда, который сложил руки на столе. Само застолье уже стихало, народ расходился.

— Рингольд, — ко мне обратился дядя, — пошли прогуляемся.

— Пойдем, подышим, — я выбрался из-за стола и направился за ним.

Мы шли в полной тишине к выходу из поместья, но не к тому, через который пришли, а к другому, со стороны моря.

Подошли к причалу, на котором стояло суденышко и пара лодок была привязана к столбам.

— Знаешь, Рингольд, когда я вернулся и узнал о произошедшем с твоим отцом, я горевал вместе со своей сестрой о смерти ее мужа, хотя, если честно, отношения у нас были напряженные, да и не любил его я, чего уж, и он отвечал мне взаимностью. Но он был достойным мужем, — голос его был тих и спокоен.

— Мы даже хотели идти с сестрой за тобой, как там это место называется?

— Каэр Морхен.

— Да, точно, в него. У меня были тогда срочные дела в Вердене, и решили, когда я закончу, пойдем за тобой. Вот только когда я вернулся, ее уже не было в живых.

— В походе я рану получил и решил отложить это дело на потом. А там пошли напряженные отношения с Друмондами, и, в общем, я уже не мог оставить остров.

Я же стоял и внимательно слушал дядю, он оправдывался передо мной за смерть мамы, за то, что не появился в Каэр Морхене и не забрал меня, Рингольда.

Я стоял молчал и смотрел на звезды, которые начали появляться на небе, дядя же думал о чем-то.

— Дядя, расскажи о маме, я ее почти не помню, забыл, — а перед глазами встал образ рыжей девушки, которая держала за руку маленького Рингольда.

— Она младше меня на две зимы, и когда мы подросли, мне порой казалось, что это она старшая, опекала, заботилась обо мне. Тихая, спокойная и всегда улыбчивая. С ее лица никогда не сходила улыбка. Она была сильная, Рингольд, очень сильная. И когда было принято решение об объединении в клан, и ей пришлось выйти за муж за твоего отца, она восприняла это как должное. А я тебе так скажу, отношения между нашими семьями всегда были напряженные, мы постоянно делили этот остров. Между семьями была даже кровь, и не один раз, до войны не доходило только чудом. И вот она ушла в другую семью, где ее, мягко говоря, не любили. А потом родился ты и должен был стать той связью, что объединила бы семьи и из двух сделала бы единый клан.

— Из-за того, что ярлом острова был назван твой отец, и из-за того, что я ему должен был подчиняться, что мне не нравилось, я все время старался проводить в походах да в торговых делах.

— Как она умерла?

— Меня тогда на острове не было, в Верден ходил. Когда вернулся, узнал, что она в обрыв сорвалась и о камень голову разбила. Я сначала думал, убил ее кто, но туда ходили, смотрели, не было рядом чужих следов, только ее женских сапожек и все.

Теперь и мне пора пооткровенничать.

— Знаешь, дядя, я мало что помню. Но помню только, что никуда я не убегал, а о своем по беге я уже успел наслушаться. Олаф, — здесь, не удержавшись, я хмыкнул, — братец мой тогда, после похорон отца, принес какой-то напиток, я его выпил. А дальше было уже знакомство с ведьмаками. Да и, как мне потом стало известно, он сам просил, чтобы меня увезли, не знаю, может, денег дал, может, ведьмак пожалел меня.

— Понятно, мы долго с сестрой об этом разговаривали. Она не верила, что ты сам мог убежать с ведьмаком, как сказал Олаф. Да и я сомневался в этом, чего уж говорить. Завтра пойдем к нему. Что делать будешь?

— Убью, — спокойно сказал я.

Глава 27