Пока дышу, надеюсь

Киндеев Алексей Григорьевич Пока дышу, надеюсь

"...А Гитлер заявил, что Германии на Востоке помогают почти все народы Европы. Среди них он упомянул литовцев, эстонцев, украинцев и татар. Мы думаем, что у наших добровольцев на Востоке имеется около 8000 - 10 000 штыков... Литовский народ в соотношении к численности своего населения дал значительно больше солдат, чем все перечисленные народы"

Из письма "Союза борцов за свободу Литвы" немецким комиссарам гражданской власти в Литве от 7 июня 1942-го года.

Охваченный пламенем, но по-прежнему освещаемый лучами нескольких мощных прожекторов, "Юнкерс" быстро терял скорость и высоту. Словно плотоядный дракон, расправивший крылья, он накрывал своей тенью здания и деревья, и кажется, готов был во всякий момент свалиться в штопор. В нескольких сотнях метров от земли машина отчего-то начала раскачиваться из стороны в сторону. Теперь она напоминала смертельно раненую птицу, не способную более контролировать свой полет, обессилевшую, теряющую сознание. Зенитчики уже не стреляли, а только наблюдали за тем, как падал, отчаянно взревев двигателями самолет. Страшное, завораживающее людские взоры зрелище.

Он рухнул примерно в километре от ближайшего населенного пункта, где-то на пшеничном поле, но взорвался не сразу. Лишь когда огонь добрался до топливных баков, оглушительный взрыв сотряс землю и обломки "Юнкерса" разбросало в радиусе одного километра. А потом лучи прожекторов снова стремились в поднебесье...

- Так вот что я вам скажу, господа кролики, - заговорил Виктор Васильевич, доставая из кармана пачку сигарет, - прыгун тот, спустившийся с небес к нам на головы, скорее всего не соврал. Врать ему... Сами понимаете, как работают наши мордовороты.

Он замолчал, задумавшись о чем-то на минуту, потом заговорил снова:

- Определенности пока в этом деле нет никакой. Информации как кот наплакал. Судя по тому, что это недолетчик нам наплел и ряду обстоятельств, мы имеем дело с мобильной агентурной группой, переброшенной в тыл к сорок третьей с заданием оперативной разведки и совершением диверсий в ее тылу. Пробитый осколками передатчик мы сняли с остывающего тельца прямо на месте и теперь нам можно о нем позабыть. Говорят, что самого радиста пришлось собирать по кускам... Благодарить за это надо орлиное племя из семьсот семнадцатого зенитного. Долго они не разбирались. Искромсали прыгунов к такой-то матери, по злобе праведной. Всех кроме того мальчишки. Выпрыгнул первым, не попал под свет прожекторов, а потому наверное и жив остался. Взяли тепленьким, когда он пытался от парашюта избавиться, у опушки леса. А паренек, надо признать, ни черта и сам не знает. Все, что удалось узнать нам до этого времени, это примерное время встречи со связанным и район, в котором агентурная группа была высадиться. А вот с кем ей предстояло встретиться, когда и где мне не известно. По существу наберется десятка два вопросов, на которые нам сейчас предстоит найти ответы. Но пока нет никаких зацепок.

- Нам известно как зовут связного, - проговорил сидевший на заднем сиденье автомобиля долговязый молодой человек, - Это лучше чем совсем ничего.

- Само по себе имя, это всего лишь слово. Ты Ветхий завет читал, Серега? Так вот там, черным по белому написано, что вначале было тоже слово. А потом уже появилось и все остальное. Заметьте, соколы мои ясные, появилось практически из ничего. Недостижимая для всякого человека мечта - создать все из ничего, не прикладывая для того никаких усилий.

Виктор Васильевич замолчал, глядя на военнослужащих, одетых в пыльные, местами неряшливо заштопанные гимнастерки, шедших по обочине широкой дороги, в растянувшейся, наверное, не на один километр колонне. Не парадный, однако вид у солдатиков, не торжественный. Но ведь и не по Красной площади они шли. Не было сейчас для этих военнослужащих повода выглядеть разудало и подтянуто, да и ровным строем, чеканя шаг, идти от них не требовал никто. Ныне по автостраде двигались хмурые и улыбчивые, разговорчивые и молчаливые, но все в равной степени уставшие от земляных укреплений, пороховой гари и громыханий артиллерийских снарядов люди. Все это разменные пешки в этой страшной, не знающей себе равных в истории человечества, по насилию и жестокости, войне. В скором времени их бросят в самое ее пекло. И будут они гореть в том пламени до тех пор, пока не спалят в ней свои души, или жизни, погибнут, а может быть и выживут. Но всю оставшуюся жизнь запомнят они фронтовое братство и лица тех из своих друзей, которые навсегда легли в землю, не дожив до победы.

Стоит ли говорить сейчас об этом? Нужно ли о том говорить сейчас? Нет ответа на эти вопросы. И остается только слушать глухое, но добродушное рычание везущего тебя "Виллиса", по размытой недавними дождями проселочной дороге, мимо повозок со скарбом, беженцев, каких-то грузовиков, часто сменявшихся маршевых колонн.