Пока Фрейд спал

Из-за чего началась пресловутая Троянская война? Из жажды наживы – это да. Но ведь было еще и уязвленное чувство собственничества. Прекрасная Елена, жена Менелая, взяла и сбежала со своим любовником в Трою. Война фактически началась из-за безрассудного поступка женщины. Может быть, иной мудрец глазами сегодняшнего дня увидит в том сарказм, но для древних греков это было однозначным приговором. Елена – виновница. Например, в трагедии Еврипида «Троянки», действие которой происходит после войны, Менелай вновь встречается со своей женой, но в этот раз, чтобы судить ее. Впрочем, она желает оправдаться. И пусть Менелай жаждет не разговора, а приговора, неуловимый закон драматургии все же дает ей слово. И что она говорит? Как оправдывается? Виной тому – воля богов!

Твоя ль рука казнит меня за то, что
Я уступила силе, и за мой
Единственный венец, за горечь рабства?
Иль точно ты задумал быть сильней
Самих богов? Какое ослепленье!..

Неоспоримо: пророчество освобождает от моральной ответственности. А если тебе еще и напророчили изменить, то как можно не поддаться столь притягательному пороку, ведь все равно прелюбодеяние будет лежать вне юрисдикции твоей совести?!

2

Почему же за столько лет, покуда существует порок прелюбодеяния, он окончательно не был истреблен? Ежели он признается всеми аморальным и безнравственным, разрушающим семьи и порой людские судьбы, как же рассудительные граждане еще не смогли его приструнить?

Видимо, на стороне прелюбодеяния все-таки хорошие адвокаты. И один из них – вероятно, самый статусный – это соблазн. Будь ты добропорядочным семьянином, любящим свою жену, а контролировать свой взгляд не в состоянии. Дай только жене отвернуться, как взгляд немедленно упадет на красивую блондинку! Или брюнетку – кому что по душе. И дело тут не в том, что в такие моменты безнадежно слепнет разум (хотя он конечно же слепнет), а в том, что инстинкт выступает на передний план. Хочется же всегда чего-то новенького. И в физическом, и в духовном смысле. А то ведь и рассказать друзьям нечего. Интрижка на стороне – не только гарантия долгосрочных отношений в семье, но и благодатная почва для хвастовства. Пусть и в узком кругу друзей. Пусть и шепотом, чтобы никто не услышал. Пусть и в атмосфере таинственной секретности. О чем бы еще писали остроумные французы в своих романах, если бы гордые и независимые мадам не решались на адюльтер? А так – тотчас же воображение воспылало у Мопассана, у Золя, у Флобера, и вот уже французская литература вырывается вперед по смелости высказывания и свежести ощущений. И радует прежде всего то, с каким достоинством женщины высокого света выходят из двусмысленных ситуаций – подумаешь, измена, честь рода ценится выше каких-то бесхитростных заигрываний. Да и всегда можно отыскать тысячу оправданий для своих тайных забав.

– Тебя слишком долго не было дома!

– Мне было так одиноко.

– Меня, кажется, обманули.

– В моей семье все так поступали.

Как это злободневно и по-французски: когда все обо всем знают, но робко молчат. Вернее, молчат за столом, ловко жонглируют намеками в светских салонах и как вкусно отрываются в своих литературных произведениях!

3

Но как можно обходить вниманием очевидный факт? Если в семье нет любви, то прелюбодеяние не то чтобы порок смертельный, а скорее порок необходимый. Аристократические фамилии прошлого в бездумном бегстве за своей знатностью и наследием, увы, забывали о настоящих чувствах. Вот и получалось: замуж выдавали не по любви, а по расчету. Браки, конечно, были крепкие – во всяком случае, разводов было не так уж и много. Но отсутствие разводов компенсировалось наличием любовников. Женщины – опять приходится их корить! – только и делали, что водили за нос своих супругов. Анной Карениной и мадам Бовари примеры ловких измен не исчерпываются. У Стендаля в «Красном и черном» тема измены не играет особой роли. Роман, в конце концов, написан не про это, а про самовлюбленного юнца Жюльена Сореля, колеблющегося на пути к славе между карьерой священника или военного. Но измена, впрочем, случается, и, разумеется, во вине героя.

У Жюльена есть несколько достоинств, из которых самое удивительное – это знание наизусть Нового Завета. Этим знанием он щеголяет без меры и, кажется, вполне успешно. Ведь, как сказано в одном из эпиграфов в романе, «Мало-мальски живая мысль кажется дерзостью, настолько привыкли здесь к избитым и плоским речам».

Собственно, попав в дом к господину де Реналю, Жюльен берется обучить его сына наукам и искусствам. Однако параллельно влюбляет в себя его жену. И как ей не влюбиться? Муж-то явно не оригинал!