Пока я жива

Я посылаю Адама в дом за тарелкой, сахарной глазурью, ванилью и ложкой. Он послушно набирает в тарелку снега, смешивает все ингредиенты. Получается бурое месиво со странным вкусом. Совсем не такое, как мне запомнилось в детстве.

– Может, нужно добавить йогурт и апельсиновый сок?

Адам убегает в дом. Возвращается. Пробуем опять. Несъедобно. Адам хохочет.

– У тебя красивый рот, – признаюсь я.

– Ты дрожишь, – отвечает Адам. – Возвращайся-ка ты в дом.

– Без тебя ни за что.

Он смотрит на часы.

– Знаешь, что такое снеговик в пустыне? – спрашиваю я.

– Тесс, мне нужно идти.

– Лужа.

– Я серьезно.

– Куда ты пойдешь? Кругом метель. Я заблужусь и не дойду до дома.

Я расстегиваю молнию. Курта распахивается, сползает с плеча. Совсем недавно Адам долго-долго целовал это самое плечо. Он закрывает глаза. На его веки падает снег.

– Тесс, чего ты хочешь? – наконец произносит он.

– Чтобы ты остался со мной на ночь.

– Нет, чего ты на самом деле хочешь?

Я знала, что он все поймет.

– Я хочу, чтобы ты был со мной в темноте. Обнимал. Любил меня. Успокаивал, когда мне страшно. Подошел к самому краю и заглянул в пропасть.

Адам пристально смотрит на меня:

– А если я все испорчу?

– Куда уж хуже.

– А если я не справлюсь?

– Справишься.

– А вдруг я испугаюсь?

– Какая разница. Я просто хочу, чтобы ты был со мной.

Адам вглядывается в меня через зимний сад. У него ярко-зеленые глаза. В них я вижу расстилающееся перед ним будущее. Не знаю, что он видит в моих. Но он смелый. Я всегда это знала. Адам берет меня за руку и уводит в дом.

Наверху все куда тяжелее. Меня сковывает страх: кажется, будто я прилипла к кровати, и она меня засасывает. Адам долго-долго раздевается и встает передо мной в трусах.

– Можно к тебе?

– Только если ты этого хочешь.

Адам закатывает глаза, давая понять, что я невыносима. Так сложно получить то, что хочешь. А вдруг люди соглашаются со мной лишь потому, что чувствуют свою вину? Мне же нужно, чтобы Адам сам хотел быть со мной. Как отличить одно от другого?

– Наверно, нужно сказать твоей маме, – предполагаю я, едва он укладывается рядом со мной.

– Завтра скажу. Ничего с ней не будет.

– Ты же ведь остался не потому, что тебе меня жалко, правда?

Он качает головой:

– Хватит, Тесс. Сколько можно.

Мы укутываемся в одеяло, но дрожь никак не унимается: наши ноги и руки как ледышки. Чтобы согреться, мы сучим ногами. Адам растирает, поглаживает меня. Обнимает. Я чувствую, как его член твердеет. Смеюсь. Адам тоже смеется, но как-то нервно, будто я смеюсь над ним.

– Ты меня хочешь? – спрашиваю я.

Он улыбается:

– Я тебя всегда хочу. Но уже поздно, тебе пора спать.

От снега улица ослепительно-белая. Свет льется в окно. Засмотревшись на отблеск и мерцание на коже Адама, я засыпаю.

Когда я просыпаюсь, стоит ночь. Адам спит. Волосы чернеют на подушке, рука обнимает меня, словно пытаясь удержать. Адам вздыхает, замирает, ворочается, сопит. Он крепко спит, витает в каком-то своем мире, оставаясь при этом здесь, со мной. И почему-то это меня успокаивает.

Хотя ноги от его присутствия болеть не перестали. Я выползаю из-под одеяла, закутываюсь в плед и бреду в ванную за кодеином.

Выйдя из ванной, я вижу в коридоре папу в халате. Я совсем забыла о его существовании. Папа стоит босиком. Пальцы его ног кажутся очень длинными и серыми.

– Похоже, ты стареешь, – говорю я. – Старики часто просыпаются по ночам.

Папа плотнее запахивает халат:

– Я знаю, что Адам у тебя.

– А у тебя мама.

Это важный аргумент, но папа его игнорирует:

– Ты привела его без моего разрешения.

Я упираю взгляд в ковер и мечтаю, чтобы папа поскорее успокоился. Кажется, будто мои ноги пухнут, словно кости увеличиваются в размерах. Я шаркаю ногами.

– Тесс, я не собираюсь портить тебе настроение, но я обязан о тебе заботиться, и я не хочу, чтобы тебе было больно.

– Запоздалые опасения.

Я пошутила, но папа не улыбнулся:

– Адам еще ребенок. Ты не можешь во всем на него рассчитывать: а вдруг он не оправдает твоих ожиданий?

– Едва ли.

– А если нет?

– На этот случай у меня есть ты.

Так странно стоять, обнявшись, в темном коридоре. Мы сжимаем друг друга крепко, как никогда. Наконец папа отпускает меня и пристально смотрит мне в глаза:

– Тесса, для тебя я готов на все, что бы ты ни сделала, что бы ни выкинула в будущем, на какие бы фокусы ни толкнул тебя твой дурацкий список. Просто знай это.

– Там почти ничего не осталось.

Пункт девять – чтобы Адам переехал к нам. Это куда больше, чем секс. Это страх смерти, когда вы с ней один на один. Но теперь мне не страшно ложиться в кровать: ведь меня там ждет Адам.

Папа чмокает меня в макушку:

– Ладно, иди.

И заходит в ванную.

А я возвращаюсь к Адаму.

Тридцать один

Весна – настоящее чудо.

Синева. Высоко в небе пушистые облака. Наконец-то тепло.

– Утром свет был другой, – делюсь я с Зои. – Он меня разбудил.

Зои ерзает в шезлонге:

– Везет тебе. А меня разбудила судорога в ноге.