Пока я жива

Сначала было легко. Я говорила не умолкая. Весна. Тюльпаны и нарциссы. Поплавать под синим и спокойным вечерним небом. Долгая поездка на поезде, павлин, воздушный змей. Еще одно лето. Но я так и не отважилась признаться в том, чего мне хотелось сильнее всего.

В тот вечер он пошел домой. Каждый вечер он уходит домой, чтобы ухаживать за мамой. Он спит в каком-нибудь метре от меня, за стеной, по ту сторону шкафа.

На следующий день Адам принес билеты в зоопарк. Мы поехали на поезде. Смотрели на волков и антилоп. Павлин развернул для меня изумрудно-аквамариновый хвост. Мы пообедали в кафе; Адам взял мне фрукты – черный виноград, сочные ломтики манго.

Спустя несколько дней он отвел меня в открытый бассейн с подогревом. Поплавав, мы уселись на бортик, завернувшись в полотенце, и болтали в воде ногами. Мы попивали горячий шоколад и смеялись над вскрикивающими от холода детишками.

Однажды утром Адам принес мне вазу с крокусами.

– Весна, – объявил он.

Он отвез меня на мотоцикле на наш холм. Купил в газетном киоске карманного змея, и мы вместе его запускали.

День за днем мне казалось, будто кто-то разобрал мою жизнь на части, тщательно отполировал каждый кусочек, а потом аккуратно собрал в одно целое.

Но мы ни разу не были вместе ночью.

А потом, в День святого Валентина, у меня началась анемия, хотя с последнего переливания крови прошло всего двенадцать дней.

– Отчего это? – спросила я врача.

– Вы приближаетесь к черте, – пояснил он.

Мне стало труднее дышать. Углубились тени под глазами. Губы стали похожи на пластиковый козырек над калиткой.

Вчера я проснулась в два часа ночи. У меня ломило ноги; кровь стучала в них, как при зубной боли. Перед сном я выпила парацетамол, и нужно было принять кодеин. По пути в туалет я проходила мимо папиной спальни; дверь была открыта, и я увидела маму. Ее волосы рассыпались по подушке, а папа заботливо ее обнял. За последние две недели мама в третий раз осталась ночевать.

Я стояла на площадке, глазела на спящих родителей и отчетливо понимала, что больше не могу находиться одна в темноте.

Мама поднимается по лестнице и садится на мою кровать. Стоя у окна, я гляжу в сумерки. Небо затаилось; облака повисли низко и словно чего-то ждут.

– Я слышала, ты хочешь, чтобы Адам переехал сюда, – произносит мама.

Я пишу свое имя на запотевшем стекле. Отпечатки пальцев на стекле возвращают меня в детство.

– Может, папа и согласится, чтобы Адам иногда оставался на ночь, – продолжает мама, – но он никогда не позволит Адаму здесь жить.

– Папа обещал помочь со списком.

– Он и помогает. Он ведь купил нам билеты на Сицилию, разве не так?

– Потому что хочет побыть неделю с тобой!

Я оборачиваюсь к ней; мама бросает на меня хмурый взгляд, как будто впервые меня увидела:

– Он так сказал?

– Он в тебя влюблен, это же очевидно. Тем более путешествия в моем списке больше нет.

Мама изумляется:

– Я думала, путешествие было седьмым пунктом.

– Я обменяла его на ваше с папой примирение.

– Ох, Тесса!

Странно. Кому, как не ей, знать, что такое любовь. Я скрещиваю руки на груди:

– Расскажи мне о нем.

– О ком?

– О мужчине, ради которого ты нас бросила.

Мама качает головой:

– Почему ты об этом вспомнила?

– Потому что ты утверждала, будто у тебя не было выбора. Разве не так?

– Я говорила, что несчастна.

– Многие несчастны, но они не бросают семью.

– Тесса, пожалуйста, мне не хочется об этом говорить.

– Мы тебя любили.

Множественное число. Прошедшее время. Но все равно слишком громкие слова для такой маленькой комнатки.

Мама поднимает на меня глаза; у нее бледное, худое лицо.

– Простите меня.

– Вероятно, ты любила его больше всех на свете. И он был просто замечательный, самый лучший.

Мама не отвечает.

Все просто. Такая большая любовь. Я отворачиваюсь к окну:

– Если так, ты должна понять, что я чувствую к Адаму.

Мама поднимается и подходит ко мне. Она не трогает меня, но придвигается очень близко.

– Он испытывает к тебе такие же чувства?

– Не знаю.

Мне хочется довериться ей, сделать вид, что все будет хорошо. Но я лишь стираю свое имя со стекла и гляжу в темноту. До чего же на улице мрачно.

– Я поговорю с папой, – обещает она. – Он укладывает Кэла спать, а потом я поведу его в бар выпить пива. Вы справитесь одни?

– Я позову Адама. Приготовлю ему ужин.

– Вот и славно.

Мама поворачивается, идет к двери, но на пороге останавливается:

– Тесса, тебе хочется радоваться и наслаждаться жизнью, но имей в виду – другие люди не всегда могут дать тебе то, что ты хочешь.

Я отрезаю на разделочной доске четыре толстых ломтя хлеба и кладу на гриль. Достаю из корзины для овощей помидоры. Адам стоит, прислонившись к раковине, и смотрит на меня; я прикладываю помидоры к груди и, пританцовывая, возвращаюсь с ними к столу.