Пока летит пуля

– Мой приятель, который там живет, официально удалился от дел, но за небольшой гонорар, который будет скорее всего существенно меньше, чем цена браслета, он с удовольствием отвинтит Мигелю голову… или любую другую часть тела.

Взглянув на сенатора, Фрэнк заметил, что он напряженно размышляет о предложении Макси. В конце концов Грэйнджер покачал головой.

– Нет, Макси, спасибо тебе, но я этого делать не стану. Пусть такого рода делами занимаются типы вроде братьев Моретти.

– Как скажете, сенатор.

– Поставь свой стул рядом со стулом мистера Грэйнджера, – сказал Фрэнк, обратившись к Макси, – и если он снова начнет смеяться, разрешаю тебе хорошенько ему врезать. – Он кивнул сенатору. – Давайте продолжим, мистер Грэйнджер.

Сенатор взял листок.

– Хорошо, поехали дальше. Николь, дорогая, я страшно по тебе соскучился.

– Джим, милый, мне тебя тоже очень недостает.

Теперь от смеха чуть не задохнулся Макси Макдональд. Миллер бросил на него испепеляющий взгляд и со злостью прошипел:

– Иди-ка ты лучше отсюда подальше и займись чем-нибудь полезным.

Родезиец ушел, давясь от смеха.

– Не переживай, – успокаивающе сказал Грэйнджер. – Я знаю, как это важно, и сейчас сосредоточусь. Не беспокойся за меня, Фрэнк, в колледже я играл в нашем любительском театре. Должен тебе сказать, я был просто отличным актером. – Он обезоруживающе улыбнулся. – Любой мало-мальски заметный политик обязательно должен быть хорошим актером.

Они снова начали репетировать, и на этот раз все прошло гладко. Голос Грэйнджера звучал совершенно искренне.

– Николь, дорогая, я страшно по тебе соскучился.

– Джим, милый, мне тебя тоже очень недостает.

– Так больше не может продолжаться. Мы должны встретиться.

– Но как, милый? Если тебя днем и ночью опекают эти телохранители?

Грэйнджер вздохнул.

– Дорогая, если бы это продолжалось несколько дней или даже пару недель, я бы еще мог с этим смириться. Но такое положение может сохраняться месяцы… Знаешь, я здесь кое о чем подумал…

– О чем, Джим?

– Я подумал о том, чтобы снять квартиру и время от времени ускользать от своих телохранителей, хотя бы на пару часов.

– Как же тебе это удастся, Джим?

– Положись на меня, дорогая. Как только я найду приличное место, тут же пошлю тебе ключ. А потом перезвоню, и мы договоримся о времени.

– Но я уже не могу ждать, любимый… Мне так без тебя одиноко.

– Мне тоже, радость моя. Я уже просто одурел от работы и всей этой нервотрепки с телохранителями. Мне давно уже пора немного расслабиться.

Миллер попытался выдавить из себя лукавый женский смешок, потом сказал:

– А это, любимый, ты уж мне предоставь.

Грэйнджер усмехнулся, но голос его продолжал звучать серьезно.

– Конечно, дорогая. Слушай, мне уже пора бежать. Я скоро с тобой свяжусь. Чао.

– Чао, – ответил Миллер, оторвал взгляд от текста и одобрительно кивнул. – Неплохо получилось, сенатор, просто очень хорошо. Еще пару раз порепетируем, и вечером можно звонить.

– У меня к тебе есть вопрос, – серьезно сказал Грэйнджер.

– Слушаю вас.

– Когда наконец ты и два твоих помощника перестанете величать меня сенатором, перейдете на ты и будете называть меня просто Джим?

Со столь же серьезным видом австралиец ответил:

– Как только мы перестанем на вас работать, сенатор… Так будет лучше… Долго эта бодяга не продлится. Думаю, через неделю все завершится. – Он взял со стола карандаш и легонько постучал им по своему листку бумаги. – Теперь я хочу, чтоб вы перечислили названия и адреса здешних ресторанов, в которых бываете.

– Хорошо, – сказал сенатор, – только сначала в двух словах набросай мне план операции.