Пока мы были не с вами

Габион склоняется к Куини, пытаясь рассмотреть ее получше, будто не верит, что это существо в знакомом платье с розовыми цветами — его мама. Куини — это свет, и смех, и старые песни, которые она поет нам, когда мы путешествуем от одного города на реке к другому. А эта женщина с оскаленными зубами, которая чертыхается, стонет и всхлипывает, не может быть нашей мамой. Но все же это она.

— Виу, Виу! — Габион зовет меня так, потому что не может произнести имя «Рилл». Я становлюсь на колени, чтобы поддержать голову Куини, а он хватает меня за подол юбки и тянет.— Кипи бобо?

— Тише! — Камелия хлопает малышей по рукам, когда Ферн тянется, чтобы погладить Куини подлинным золотым локонам. Волосы — это первое, что заметил в ней Брини, из-за них он положил на нее глаз. «Разве твоя мама не похожа на принцессу из сказки? — спрашивает он у меня иногда.— Королева из королевства Аркадия — вот кто твоя мама. Значит, ты — принцесса, правда?»

Но сейчас мама совсем не красавица — ее лицо залито потом, а губы кривятся от боли. Младенцы разрывают ее изнутри. Живот под платьем сжимается и выпячивается. Она хватается за меня и держится изо всех сил, а внутри хижины акушерка вытирает руки и собирает все свои принадлежности в плетеную корзину.

— Ты должна ей помочь! — кричу я. — Она умирает!

— Ничего больше поделать не могу,— огрызается женщина. Ее грузное тело раскачивает лодку, фонарь тоже качается и потрескивает.— Совсем ничего. Дурочка. Дрянь речная!

Акушерка злая как собака, потому что Брини не хочет платить ей наличными. Брини говорит, что она обещала помочь родиться ребенку, но не помогла, и должна быть благодарна, что он позволил ей взять двух толстых сомов, которых сегодня вытянул с донки, и еще немного керосина для переносной лампы. Она бы кинулась на нас с кулаками, но все-таки кожа у нее чернее смолы, а мы белые, и она знает, что ей грозит, если из-за нее у нас будут неприятности.

Сомы должны были стать нашим ужином. В итоге на пятерых у нас остается только маленькая кукурузная лепешка — эта мысль крутится у меня в голове среди полудюжины других.

Нужно ли собрать одежду для Куини? Расческу? Обувь?

А у Брини есть деньги, чтобы заплатить настоящему доктору? И что будет, если у него нет ни пенни?

А если он попадет в тюрьму? Однажды, когда он играл на деньги в бильярдном клубе соседнего речного города, его схватили полицейские. Брини — хороший игрок. Никто не может побить его в «восьмерку», и он так здорово играет на пианино в бильярдной, что люди готовы платить за музыку, но из-за Депрессии ни у кого нет наличных. Сейчас Брини берет ставки только на те вещи, которые потом можно будет продать, и купить то, что нам нужно.

Может, где-то в хижине спрятаны деньги? Стоит ли спросить об этом Брини, когда он вернется? Напомнить, что они будут ему нужны?

Как он переберется через реку в темноте, ведь начинается буря и ветер поднимает белые барашки на волнах?

Акушерка боком проходит через дверь, корзина хлопает ее по заду. На ней сверху прицеплено что-то красное, и я даже в тусклом свете могу разглядеть, что это — красивая вельветовая шляпка с разноцветными перьями, которую Брини выиграл в бильярд в маленьком грязном городишке под названием Боггифилд и подарил Куини.

— Положи шляпку на место! — кричу я.— Она мамина!

Акушерка прищуривается и задирает подбородок.

— Весь день я тут проторчала, и мне не нужны ваши рыбины. Я и сама наловить могу. Я возьму эту шляпку.

Она оглядывается по сторонам, убеждается, что Брини нигде не видно, и ступает на трап сбоку от крыльца.

Я хочу ее остановить, но не могу. На моих коленях кричит и бьется Куини. Ее голова колотится о палубу с глухим стуком, как у спелого арбуза. Я обхватываю ее обеими руками.

Камелия ловко проскальзывает перед акушеркой и широко разводит руки от одного поручня до другого, загораживая выход.

— Ты не унесешь отсюда мамину шляпку!

Женщина делает еще шаг, но если бы она знала Камелию, то поостереглась бы так поступать. Моей сестре всего десять, но от Брини ей достались не только густые черные волосы, но и его характер. Когда Брини в ярости, он «сам себя не помнит», как говорит Старый Зеде. «Такая слепая ярость на реке может привести к смерти». Когда наши лодки были привязаны рядом, а происходило это много-много раз, Зеде часто предупреждал об этом папу. Зеде стал другом Брини, когда тот пришел жить на реку, и научил всему, что здесь нужно знать.

— Дерзкая, противная мелкая девчонка,— большая черная ладонь обхватывает руку Камелии и дергает, но сестра так крепко вцепляется в ограждение, что я боюсь, не выскочит ли сустав из плеча.

И двух секунд не проходит, как Камелия поворачивается и вонзает зубы в руку акушерки. Та вскрикивает и отшатывается, раскачивая лодку.

Куини кричит.

Вдали раздаются раскаты грома.

Сверкает молния, и ночь превращается в день, а затем снова накидывает на нас свою черную вуаль.

«Где же Брини? Почему его так долго нет?»