— Мелия! Мелия! — вопит Габион и показывает на туалет, сквозь отверстие которого Камелия выскользнула в реку. Она уже приближается к берегу, мокрая ночнушка прилипает к ее длинным, загорелым ногам. Полицейский бежит за ней, а мужчины в моторной лодке следуют за ним по воде.
Она взбирается на кучу плавника, быстрая и ловкая, как лань.
Габион пронзительно визжит.
Полицейский на заднем крыльце выхватывает из кобуры пистолет.
— Нет! — я бросаюсь вперед, но Ферн держит меня за ноги. Мы падаем на пол, сбивая с ног Ларк, заходящуюся в плаче. Я вижу, как мужчина на берегу подпрыгивает, цепляется за ветку, протягивает руку и хватает Камелию за длинные темные волосы, а потом деревянная коробка закрывает мне обзор.
Когда я снова поднимаюсь на ноги, пойманная Камелия уже бешено отбивается, пинается, вопит и рычит. Но молотит она руками и ногами по воздуху — полицейский держит ее подальше от себя.
Мужчины на моторной лодке запрокидывают головы и хохочут, как пьяницы при драке в бильярдной.
Только втроем им удается погрузить мою сестру в лодку, а потом двоим приходится ее удерживать, прижимая к днищу. Полицейские в бешенстве из-за того, что перемазаны в грязи и воняют, как содержимое туалета — Камелия всех успела в нем измазать.
Полицейский на «Аркадии» становится на пороге хижины и небрежно приваливается к дверному косяку, сложив на груди руки.
— А сейчас вы послушно переоденетесь во что-нибудь приличное... Вон там, чтобы я мог видеть. Никто больше отсюда не сбежит.
Я не хочу переодеваться на его глазах, поэтому сперва помогаю Габиону, Ларк и Ферн. Затем просто надеваю платье поверх ночной рубашки, хотя сейчас для такого жарковато.
Полицейский смеется.
— Ладно — если тебя это устраивает. А теперь вы все будете паиньками, и тогда мы отведем вас к маме и папе.
Я послушно следую за ним из хижины, закрываю за собой дверь. Я не могу ни глотать, ни дышать, ни думать.
— Хорошо, что остальные четверо не такие строптивые, — говорит один из полицейских. Он прижимает Камелию к полу моторной лодки, удерживая ее руки за спиной.— Эта девчонка — настоящая дикая кошка,
— А воняет как дикая свинья,— шутит другой по-лицейский. Он помогает нам забраться на лодку, принимает Габиона, затем Ферн, следом за ними — Ларк, и приказывает им сесть на пол. Камелия бросает на меня злобный взгляд, когда я послушно делаю то же самое.
Она считает, что это моя вина, что я должна была драться с ними и как-то их остановить.
Может, она и права.
— Да, эти ей понравятся, — кричит один из мужчин, когда оживает мотор и лодка уносит нас прочь от «Аркадии». Он кладет большую ладонь на голову Ларк, сестренка отшатывается и подползает ко мне. Ферн делает то же самое. Только Габион пока понимает слишком мало, чтобы испугаться.
— Она вроде любит светловолосых детей? — усмехается полицейский, который был на «Аркадии», — Вот только не знаю, что она будет делать с этой вонючкой.
Он кивает на Камелию, а та набирает полный рот слюны и плюет в него. Полицейский поднимает руку, будто собираясь ударить отчаянную девчонку, а потом просто со смехом вытирает плевок со штанов.
— Снова к товарным складам Доусона? — спрашивает человек на руле лодки.
— А куда еще?
Не знаю, сколько продолжается это ужасное путешествие. Мы плывем по реке, потом по каналу, где Вулф впадает в Миссисипи. Когда мы огибаем край Мад-Айленда, перед нами во всей красе предстает Мемфис. Большие здания тянутся к небу, словно монстры, собравшиеся сожрать нас целиком. Я подумываю о том, чтобы прыгнуть в воду. О том, чтобы сбежать. О том, чтобы драться. Я смотрю, как мимо проплывают корабли: буксиры, колесные пароходы, рыбацкие лодки, баржи. Даже одна плавучая хижина. Я хочу закричать, замахать руками, позвать на помощь.
Но кто нам поможет?
Эти люди — полицейские.
Неужели они везут нас в тюрьму?
Мое плечо сжимает — и не отпускает, пока мы не добираемся до пристани, — чья-то тяжелая рука: похоже, кто-то прочитал мои мысли. На холме я вижу еще больше зданий.
— Веди себя хорошо и присматривай за братом и сестрами, чтобы они не попали в неприятности,— шепчет мне на ухо полицейский, первым явившийся на «Аркадию». Затем он приказывает остальным немного придержать «дикую кошку», пока «она» не посмотрит на остальных.
Мы идем друг за другом по набережной, я несу Габиона на бедре. Лязг и шум машин, запах горячего гудрона захватывают меня, и я уже не могу уловить речные ароматы. Мы переходим улицу, и я слышу, как поет женщина, как кричит мужчина, как молот бьет по металлу. Пушинки из тюков с хлопком летают в воздухе, словно снег.
В потрепанном кустике на краю парковки поет свою тревожную, отрывистую песню красный кардинал: « Уип, уип, уип...»