Пока мы не встретимся вновь

Оставалось пять минут до приезда гостей. Ева пристально посмотрела в окно на живые, обещающие хороший урожай виноградные лозы и возблагодарила судьбу за великолепное открытие «Дома Ланселей». Когда Поль сказал ей, что от «Трезора» ничего не осталось, поскольку Бруно продал все на черном рынке, и в погребах лежат лишь неперебродившие вина урожая военных лет, сердце ее пронзила боль за мужа, за его позор и унижение.

Казалось, будет невозможно выжить не только в Вальмоне, но и во всей Шампани. Но Ева недооценила самоотверженность жителей этого края, как не поняла и того, что небольшой урожай военных лет компенсировался великолепным качеством вин. В 1945 году узники лагерей вернулись домой. Рабочие с виноградников, как правило, имевшие крошечные участки, объединились вокруг нового владельца и передали ему все свои скудные запасы вина: все, что осталось после оккупации.

Все послевоенные годы стали годами великой битвы, поглотившей все силы Поля и Евы. Каждый заработанный сантим они вкладывали в землю, пересаживая старые кусты, все восстанавливая и перестраивая. До прошлого года они не могли позволить себе купить ни новой одежды, ни новой кастрюли, ни поездки в Париж. Однако Ева все же ухитрялась устраивать приемы для первых покупателей, которые начали возвращаться. У них еще оставались огромные долги в Реймском банке (наверное, им никогда не избавиться от них!), но «Дом Ланселей», как и другие производители вин высшей марки, возродился.

Война нанесла им тяжелый удар. Ева и не предполагала, что Поль так быстро состарится, ведь ему пошел только шестой десяток. Он работал на износ, а когда выдавалась редкая минута отдыха после многих часов сидения за расчетами, она видела на его лице следы горечи. Он больше никогда не упоминал о Бруно.

Ева посмотрела на часы. Пока спускаться. Она оставила письмо Фредди, к сожалению, очень тонкое, на столе в комнате, так и не успев открыть его, пока не кончился обед. Пожелав гостям спокойной ночи, они с Полем наконец вернулись на свою половину замка.

Поль надевал пижаму, когда Ева появилась в дверях с листком бумаги в руке.

— Фредди с Тони разводятся, — безнадежным тоном произнесла она. В глазах у нее стояли слезы.

— Дай я посмотрю, — сказал Поль, взяв письмо. Он прочитал его, вернул Еве, обнял ее и поцеловал. — Не плачь, дорогая. Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, но это еще не самое страшное.

— Но я не понимаю! Что значит: «никто не виноват»? Это просто смешно! Ты же знаешь, что это неправда.

— Конечно, никто не виноват. И я это понимаю, — медленно ответил Поль.

— Что ты имеешь в виду?

— Прошлой зимой, когда мы ездили в Калифорнию на встречу с нашими покупателями, я проводил с Тони много времени. Он уже тогда не просто пил, а был алкоголиком. Я видел признаки этого, хотя он тщательно это скрывал. Думаю, что это началось во время войны. Англичане всегда поглощали невероятное количество виски, а на следующий день могли сражаться как сумасшедшие. В отличие от нас, у них железная печень. Я ничего тогда не сказал тебе, потому что ты этого не заметила, а Фредди очень нервничала, стараясь скрыть это от меня. Я молился о том, чтобы Тони сам справился с этой бедой, но, честно говоря, надежды было слишком мало. Вероятно, его пьянство и заставило Фредди принять это решение. Едва ли она когда-нибудь расскажет нам об этом, но совершенно ясно одно: Фредди должна уйти от него — ради Энни, ради себя самой.

— Милая моя Фредди, — прошептала Ева.

— Да… но для нее лучше покончить с этой невыносимой ситуацией, чем ждать, когда станет совсем плохо. Она преодолеет это, дорогая, клянусь тебе. Фредди сильная. А Тони мне жаль. Так героически сражаться, столько пережить… и вот теперь стать отвергнутым мужем.

22

— Между нами, Свид, тебе не кажется, что мы, черт побери, знаем о женщинах почти все? — спросил Джок Хемптон приятеля за обедом февральским днем 1951 года. — Спорим, что ни одна женщина не устоит перед нами, если мы вместе возьмемся за нее!

— Только не с тобой, — проворчал Свид.

— Сколько девочек у тебя было? Десятки? Сотни?

— Так много, что не сосчитать.

— У меня тоже. Но ты старше, опытнее и знаешь ее дольше. Скажи мне, что, черт возьми, происходит с Фредди?

— А я-то думал ты говоришь о женщинах вообще… О них я, конечно, кое-что знаю, а вот что с Фредди — понятия не имею.

— Послушай, я понимаю, что она особенная. Я ведь не полный болван и, поверь мне, знаю разницу между Фредди и другими, но все же она тоже женщина. Ведь у нее должно быть больше общего с другими женщинами, чем различий. Так ведь?

— Может, ты и прав, а может, и нет.

— Послушай, Кастелли, я рад, что заговорил об этом. Чертовски нужна твоя помощь. Ради всего святого! Она ведь не священный сосуд, она живая, и я теряю ее!Я хочу вернуть Фредди, чтобы она снова стала такой, какой была до развода. Помнишь?

— Конечно.