Пока не будешь счастлив

Я проснулась недовольная. Затем услышала:

– Доброе утро!

Подушка выскользнула из-под головы. То, что это произойдет, я вспомнила, лишь когда подушка уже валялась на полу. Так что голова стукнулась о матрац, насколько вообще можно стукнуться о что-то мягкое и пружинящее.

Затем я услышала радостный, по-детски беззаботный смех Ярика. После он взвизгнул:

– Алиса!

Я закрыла лицо ладонями и одними губами прошептала:

– Как же я тебя ненавижу…

– Что? – так же радостно прокричал Ярик.

Теперь он залез на кровать и стал тянуться ко мне. Я не отползала от него, как раньше, хотя Ярик все еще, сам того не понимая, пытался сломать мне ногу, пока лез по одеялу.

Шевелиться не хотелось, но я отняла руки от лица и глянула на Ярика. Он так лыбился, будто хотел показать мне, где у него вместо молочных зубов нелицеприятные дырки.

– Я тебя ненавижу, – повторила я.

Ярик замер. Улыбка оставалась на его лице, но он просто забыл ее убрать – по глазам было видно, что теперь ему не до улыбок. А что он думал я скажу? Сам напросился.

Ярик молчал и рассматривал мое лицо, будто что-то новое и неопознанное. Я же стискивала зубы и глядела на Ярика в упор. Тут в голову прилетела мысль, что он удивляется не злости, которая проступила на моем лице вместе с венками на лбу и краснотой глаз.

Он вообще не удивляется. Он специально доводит меня. Все они любят смотреть, как я злюсь.

– Я сказала, что ненавижу тебя! – закричала я, вскакивая с кровати.

Ярик сначала зарыдал, а потом догадался отпрянуть. На мгновение его испуганное, раскрасневшееся лицо заставило сердце дрогнуть. Может, не стоит так распаляться? Но кто-нибудь, кто срывался на мне, хоть разочек думал так? Вот и я не буду.

Тут я поняла, что и мои глаза мокрые. Глупость какая. Отчего мне плакать, если кричу я, а не на меня?

Ярик что-то пробурчал. Уж лучше бы он молча выскользнул из моей комнаты. Увидев его перепуганное личико, я даже задрожала от злости. Не в последнюю очередь к самой себе.

Почему меня так выводит его лицо? Почему его милые детские шалости так на меня влияют? Почему я не могу просто относиться к Ярику, как к маленькому мальчику, моему крошке-родственнику? Откуда эта злоба внутри, такая горячая, что все под кожей вскипает?

Ярик хныкнул и втянул носом сопли.

– Убирайся из моей комнаты! – крикнула я.

Затем переставила ноги на пол, забыв выпутаться из одеяла. Ярик отступил на шажочек. Я вскочила, чтобы пихнуть его, выпроводить из комнаты, пока не пришибла. Но, поднявшись, я едва не завалилась. Одеяло запутало ноги, словно живое, и теперь мне пришлось потратить несколько секунд, чтобы сбросить его. Ярик за это время не шевелился – только носом шмыгал и следил глазами за моими руками, которые справлялись с одеялом.

Спустя вечность я поднялась. Тут-то Ярик перепугался, судя по его глазам, вперившимся в меня, словно я была мантикорой, а он… ну, он так и был маленьким мальчиком. Из-за страха Ярик не шевелился.

– Убирайся, я говорю!

Я подобралась к Ярику и развернула его за плечи, чтобы он смотрел на дверь. Ярик ощущался в руках, как теплая восковая кукла. Еще и немного влажная – видимо, вспотел от страха. Я ладонями обхватила его за бока и поволокла к выходу. Тут он отмер и стал сопротивляться, извиваться, словно уж, только на палец не наматывался.

Мой взгляд опустился на его макушку, и мне жутко сильно захотелось треснуть Ярика по голове.

От этой мысли мне сделалось страшно. Словно ошпарившись, я отпустила Ярика и зажала рот руками. Почему мне захотелось это сделать? На миг я представила, как Ярик заревет, если я его стукну, какой мягкой покажется мне его голова и что, если сильно постараться, Ярик упадет. На тот же миг я почувствовала что-то типа удовлетворения или счастья… неужели жестокость может меня радовать?

Вырвавшись, Ярик бросился к двери. Теперь упрашивать его не приходилось. Правда, покинуть комнату он так и не сумел. Дверь распахнулась, едва не стукнув Ярика, и на пороге встала мама.

– Что здесь происходит?

Судя по голосу, мама была зла. Только я этого не видела. Я так и стояла, прижимая ладони ко рту и невидяще смотрела перед собой.

Ярик разрыдался. Потом он, наверное, прижался к маминой ноге, как делал всегда, когда хотел показать, что его надо поднять на руки. Словами он уже не просил этого. Мама ругала его за такое, говорила, что он слишком большой и тяжелый, чтобы сидеть на руках. Ярик от этих слов расстраивался – видно было, ему не хочется взрослеть, раз у взрослости такие условия.

– Алиса, – услышала я.

Звук слышался будто сквозь закрытую дверь. Он был тихим, но резким, как гром без дождя. Я вздрогнула и обнаружила, что сижу на полу, а не нависаю над Яриком. Затем подняла голову и посмотрела на маму.

Сидя, я была ниже Ярика, и теперь они с мамой возвышались надо мной, как церберы. Точнее, мама в самом деле выглядела цербером, а Ярик тянул только на голодного щенка.

– Что происходит? – повторила мама.