— Увы, ничего не могу сказать. Я сам Ларису случайно увидел, когда по просьбе нашего ботаника собирал на лугу цветы для гербария. Лара меня, кстати, не заметила. Шла, покуривая, на работу. Хочу отметить: шла с мечтательной улыбкой и ничего вокруг не замечала. На работу к Львовым она вообще ходила как на праздник — всегда приодетая, подкрашенная. Ну, вы же понимаете, у Львовых общество, бывают приличные молодые люди…
Стас кивнул. Он знал, что Лариса училась в московском колледже на повара, авторитарный отец не захотел, чтобы дочка без толку шаталась на каникулах, и пристроил ее к Львовым, у которых прежняя домработница попала в больницу. Лариса работала у Львовых с середины июня.
— Тогда же, — продолжал историк, — я увидел, как Лариса у лодочного сарая свернула на тропинку вдоль забора и появилась уже у главных ворот Львовых. То есть, — сделал интонационный акцент Кнышев, — могу предположить, что у отца Ларисы и Евгении Сергеевны существовал договор: хозяйка должна присматривать, чтобы она не шлялась по пустынному берегу, а возвращалась домой по асфальтированной дороге. Спросите об этом Евгению Сергеевну.
— Спрошу, — пообещал майор и мысленно укорил Мартынова: «Да как же ты, дружище, такого дядьку-то проглядел! Свидетель — первый сорт. Не только видит, но и грамотные выводы умеет делать». — Давайте-ка, Яков Валентинович, пройдем весь путь Ларисы до Заборья, — предложил следователь и первым двинулся вперед.
Впереди по курсу, перпендикулярно тропке, начиналась стена из деревьев и кустов, разросшихся по оврагу, где протекал приток, над которым выстроили мост. Гущина заинтересовал момент: как люди, идущие по берегу, перебираются через ручей? Есть ли там хотя бы настил из досок?
Но оказалось, надобности в досках нет. Русло иссохшей речушки напоминало о себе лишь плавным, полукруглым углублением. Вода вытащила к берегу достаточно камушков, высохшее русло устилала галька, поверх нее цепью проложили плоские булыжники, служившие мостком для путников, срезавших дорогу до Заборья.
Проезжая по мосту к Игнатово, Стас ни за что не предположил бы, что тот стоит над высохшим ручьем! Русло закрывали густые заросли деревьев, дна видно не было.
Добравшись до устья, где приток расставался с оврагом и выпрыгивал на берег, Стас увидел, что проход в овраг накрывают ветви древней раскоряченной ракиты. Словно шалашом.
Гущин покрутил головой в разные стороны. От Игнатово до устья тропинка практически открытая, редкие кусты низкорослые, прозрачные. А дальше до Заборья начинался совсем прямой участок, где напасть и вовсе проблематично. Накрытое ракитой устье получалось наиболее подозрительным.
Следователь пошел к «шалашу». Раздвинув ветви, проник под купол.
Присесть на корточки и устроиться с удобством не позволила больная нога. Неудобно скорчившись, Гущин оперся на трость… и неожиданно накатило воспоминание: пионерский лагерь, такая же ракита, он вместе с парой пацанов прячется от воспитательницы под ветками и старается не прыснуть — озабоченная воспиталка ходит по берегу, разыскивая нарушителей лагерного распорядка. Повисшие в безветрии ветви пробивает солнечный свет, в «шалаше» тепло и уютно, мальчишкам уходить не хочется. Им хочется подольше оставаться в «секретном дозоре», на песке, присыпанном опавшими листьями…
Этот «шалаш» тоже был мирным и уютным, но «пол» здесь выстлан жесткой галькой, а прошлогоднюю листву весной смывал поток. Стараясь не двигаться, майор внимательно оглядел «шалаш»: вода почти не занесла под его своды мусор, на вычищенном «полу» лежало лишь несколько слегка пожухлых листочков. Судя по состоянию, они оторвались от ветвей не более пяти-шести дней назад.
Сердце следователя гулко забилось, интуиция заволновалась: «Нашел, нашел, нашел!»
Майор утихомирил внутренний голос и внес поправку в виде добавочного вопросительного знака: «Нашел?!»
Приглядевшись к «полу», он отметил, что рисунок из плотно прибитой к песчаному дну гальки имеет недавние повреждения. Такие, словно несколько дней назад здесь кто-то барахтался, выбивая камни из земли. Гущину показалось, что он даже различил вмятины от локтей (Ларисы?!) и отпечатки коленей человека, что налегал на нее… От предвкушения удачи, от мысли: «Неужели впервые получилось найти место, где Водяной «работал» над жертвой?!» — подвело живот и захотелось покурить.
Сыщик выбрался из природного укрытия, поглядел на нетерпеливо переминающегося краеведа и протянул к нему руку:
— Сигареткой угостите?
— Да, да, пожалуйста.
Якову Валентиновичу передалось волнение майора, извлекая из кармана пачку сигарет трясущимися пальцами, краевед уронил ее на землю.
А Гущин, закурив, не почувствовал вкуса первой за несколько месяцев сигареты. Он медленно пятился до реки и остановился, лишь когда в задники сандалий просочилась вода. Долго, пристально смотрел на почти прямой отрезок берега.