Пока ненависть не разлучила нас

— И третья гипотеза, реалистическая, — вновь заговорил Дан. — Мы начинаем с того, что говорим: «Пошли все вон!» И отправляем всех палестинцев в их родную страну Иорданию. Вы понимаете, мужики, что купились на их манипуляции? Не было никогда палестинского государства! Они иорданцы, эти парни, иорданцы, и больше ничего. Палестиной именовалась территория, но на ней не было управляемого государства со своей культурой и историей. Иначе куда девались следы этого великого народа? Где руины удивительной палестинской культуры? Покажите мне их! Все народы, имевшие свою землю и историю, оставили следы своего проживания!

Меня удивила злобность тона, слова эти я уже слышал много раз. Точно так же, как Натан и Марк, которые сидели, качали головами и пожимали плечами.

— Оставили, не оставили. Мирное сосуществование не определяется историей. Нужно исходить из сегодняшней ситуации и уметь идти на уступки.

— Никаких уступок арабам! — закричал Дан. — От них нужно избавиться. Раз и навсегда! Точка. И не надо на меня так смотреть! Вы что, удивлены? Не надо мне рассказывать сказки! Арабы — предатели! Они первые ревизионисты в истории. Украли Тору, переделали ее и приписали себе, а теперь хотят выступать в первых ролях. Знать не знают и не хотят знать, что такое холокост, врут и притворяются. Я им не верю ни в чем. Взять хоть здешних. Встретишься с одним, он тебе вежливо улыбнется, а встретишь кучу — нападут. Они нас терпеть не могут.

Этот бред меня достал. Хватит, наслушался.

— Можешь продолжать, а я пошел. В тебе взыграл животный расизм, Дан. Запишись в Национальный фронт, им нужны такие соратники, оголтелые евреи, но меня от этого, скажу честно, тошнит.

— Почему нет? И запишусь. Они по крайней мере с яйцами и говорят то, что думают.

— Совсем головка бо-бо! Сейчас они заняты арабами, а когда покончат с ними, возьмутся за евреев.

Дан резко вскочил.

— У кого это с головкой плоховато? Я по крайней мере не голосовал за Миттерана. Да, да, за великого Миттерана, который пожимал руку Каддафи, позволил укрепиться Национальному фронту, дружил с Буске и одновременно обнимался с Арафатом. У меня никогда не было друзей в арафатках. За кого ты себя принимаешь, Рафаэль, когда все время смотришь свысока? За истину в последней инстанции? Да мне начхать на тебя!

Давид и Марк вмешались:

— Будет вам, ребята! Может, вы еще подеретесь?

У меня кровь колотила в висках, бицепсы напряглись, горло перехватило. Я готов был ударить Дана, но знал, что никогда себе не прощу, если ударю первым. Может, я и вправду левак-размазня?

Я повернулся и направился к выходу. Ребята кричали мне вслед:

— Рафаэль, вернись! Дан, догони его! Да вы что, сдурели оба?

Еще несколько минут я кипел против Дана, шагая с яростной быстротой. Потом уселся на террасе кафе и задумался. С чего бы я так разгневался? Что меня так раздражает в старом друге? Его взгляды? Да нет, я их давным-давно знаю. Его агрессия? Вполне возможно. Мне вспомнилась лекция из курса «еврейский образ мыслей», посвященная гневу. Лектор говорил примерно следующее: «Понять свой гнев — значит понять источник собственных несчастий. Запомните, мы злимся только на тех, кто на нас похож, на свое отражение, на то, какие мы есть, были или боимся стать». Да, похоже, дело в этом. Дан воплощает часть меня. Его истины — это мои сомнения. Он высказывает чувства, которые я стараюсь в себе подавить. Мы росли, переживая одинаковые страхи, задавались одинаковыми вопросами, но вышли на разные дороги. И мы движемся по ним, постоянно сомневаясь в своем выборе…

Ну и дела! Ясир Арафат не желает мира. Эхуд Барак согласился на все его требования, но лидеру палестинцев это показалось мало. Ему предложили государство с Иерусалимом в качестве столицы, а он отказался под предлогом, что палестинским беженцам не дали права вернуться. Наш премьер пошел на то, на что не решился бы пойти никакой другой глава правительства Израиля, он заслужил поток проклятий от своих соотечественников и евреев диаспоры, но Арафат все слил.

Для нас, евреев, желавших мира, уступки показались колоссальными, я бы даже сказал, непомерными, но мы все равно оставались с нашим лидером-лейбористом, считая, что такова цена мира, необходимого и длительного. Теперь мы чувствуем себя оплеванными и с горечью вынуждены признать, что сторонники жесткой позиции были правы: Арафат не хочет мира, он хочет разрушить Государство Израиль. Он остался все тем же кровавым террористом, командиром-боевиком, который бросал свои войска на взятие школ. С годами он научился двуличию, создал себе имидж дипломата, чтобы водить за нос правительства и международные организации, а сам жил только одним — ненавистью к евреям. Он согласился убрать из устава Организации Освобождения Палестины призыв к уничтожению Государства Израиль, но не отказался от своей цели, от своей стратегии.

А как теперь тяжело всем, кто поверил в возможность такого мирного сосуществования. Они чувствуют себя обманутыми. И злятся на себя, что понадеялись.