Читаем Пока Париж спал полностью

Пока Париж спал

И потом, когда они шли обратно к крохотной деревеньке, они наткнулись на мастерскую местного художника. Картина стоила больше, чем они могли себе позволить, но им удалось договориться на обмен. В конце концов, они были молодоженами

Она дает своим глазам закрыться, засыпая в счастливых воспоминаниях. Все будет хорошо. Бог присмотрит за ними.

Кажется, что проходит всего мгновение, и Дэвид уже гладит ее по щеке.

– Держи, я приготовил тебе поесть.

Одетый в чистую белую рубашку, в одной руке он держит спящего ребенка, а другой протягивает ей тарелку жареного картофеля, пюре из моркови и целую ножку конфи де Канар.

Ее глаза округляются в изумлении:

– Но где ты все это достал?

Муж улыбается и дотрагивается до носа.

– Не думай об этом. Я приберег еду для этого дня. Ты должна восстановить силы.

Она быстро целует его в щеку, а затем берет тарелку в руки. Сара вдыхает запах еды и вдруг понимает, как сильно она голодна, и буквально набрасывается на утку с ножом и вилкой.

Внезапно она откладывает приборы в сторону.

– А где твоя порция?

Как она могла не заметить, что он не ест?

– Я поел раньше, на кухне.

Она знает, что он врет, и, съев еще несколько кусочков, она откладывает вилку.

– Я наелась, – врет она. – Не привыкла есть так много. Поможешь мне?

Сара поднимает вилку с кусочком утки и кормит его. Они вместе едят, пока ребенок крепко спит на руках у Давида. Когда они доедают, Давид забирает тарелку и наклоняется, чтобы поставить ее на пол. Она снова целует его.

– Спасибо, было очень вкусно.

– Да, теперь у твоего молока будет вкус утки.

– Все лучше, чем вкус брюквы, пыли и желудей.

Ребенок шевелится во сне, он растягивает ручки в стороны, как морская звезда. Сара берет его руку и рассматривает крошечные пальчики, идеальной формы ногти.

– Может, назовем его в честь моего отца?

– Самюэль? Конечно.

Давид наклоняется вперед и целует ребенка в голову.

– У него длинные пальцы. Может, он вырастет скрипачом, как его мама.

Он почесывает бороду, будто размышляя о чем-то.

– Я помню, как впервые увидел тебя. Ты играла на скрипке в том оркестре. Выглядела такой сосредоточенной и полностью поглощенной процессом. Я хотел, чтобы ты посмотрела так на меня. – Он улыбается. – И однажды так и произошло. Хотя на это ушло немало времени.

– Да. – Она тоже улыбается. – Все эти воскресные концерты, которые тебе пришлось посетить!

– Я их обожал.

– А я обожала видеть тебя в зрительном зале, знать, что ты там.

Он смеется.

– Помнишь, как ты в конце концов пригласила меня к себе домой, а твой папа начал расспрашивать меня о скрипичных концертах?

– Да. А ты понятия не имел, о чем он.

– Помнишь, что он сказал тогда? «Кажется, вас больше интересует скрипачка, чем сам инструмент».

– У него было такое чувство юмора.

В ее глазах появились слезы.

– Я знаю, как сильно ты скучаешь по нему.

Она смотрит на своего сына и моргает, чтобы стряхнуть слезы.

– Думаешь, Самюэль похож на него?

– На твоего отца?

Давид гладит ребенка по голове.

– Да, у него такой же высокий лоб, но мне кажется, что у него форма глаз, как у тебя и у твоей матери.

Он делает паузу.

– Зато подбородок ему достался от моего отца, смотри, как он выступает. Мальчик будет упрямым.

– Разве они не хотели бы увидеть его сейчас? Они бы так гордились. – Она замолкает на мгновение, но потом продолжает: – Как ты думаешь, увидят ли они его когда-нибудь? Найдем ли мы всех, кого потеряли?

Она проводит пальцем по лбу Самюэля.

– Где они теперь?

– Не знаю, Сара. Но мы должны сохранять надежду. Продолжай молиться.

– Что, если нас теперь поймают? Они заберут у нас Самюэля. Я знаю, так и будет. Они отправят нас в трудовой лагерь, а его отдадут в приют.

Ее глаза наполняются слезами.

– Сара, нас не поймают. Мы уцелевшие.

Она смотрит на него и недоумевает, почему ему кажется, что у него больше шансов, чем у любого другого еврея.

Громкий стук шагов по лестнице заставляют ее подпрыгнуть. Она хватает Давида за руку.

– Что, если это они пришли за нами?

Он сжимает ее руку.

– Жак присматривает за нами. Никто не придет сейчас. Ты знаешь, они всегда приходят по ночам или рано утром.

– Не всегда.

Они никогда не чувствуют себя в безопасности. К чему ей точно никогда не привыкнуть, так это постоянное чувство страха. Чувство тревоги, сжимающее ее внутренности в узелок, теперь всегда с ней, но из-за него она хотя бы не хочет есть.

– Ты помнишь наш первый обед?

Давид снова сжимает ее руку.

Она понимает, что муж пытается отвлечь ее, и правильно делает. Ее тревога никому не поможет.

Сара закрывает глаза и мысленно возвращается в прошлое, изо всех сил стараясь избавиться от мыслей о настоящем.

– Я потратила целый день на приготовления.

– Неужели?

– Да.

Она открывает глаза и смотрит на него.

– Но потом, прямо перед нашей встречей, я сняла высокие каблуки, которые мне одолжила мама, стерла румяна со щек и помаду.

– Почему?

Давид выглядит искренне удивленным.

– Просто не чувствовала себя собой.