Конечно, он больше не ребенок. Ему уже девять лет, и он очень красивый мальчик, судя по фото, которые ей показывали. Сара внимательно рассмотрела все снимки, вглядывалась в него и узнавала в них всю свою семью. Сходство с ее отцом обнаруживалось в темных, умных глазах Самюэля, светящихся от любопытства, и у него был тонкий нос его матери. Черты Давида узнавались в манере Самюэля держаться, горделиво выставив подбородок. Единственное сходство, которое она не могла отыскать, это сходство с ней.
Сара знает, что будет непросто. Самюэль не говорит по-французски, и им придется найти способ общаться, но их родственная близость важнее языка. Сара в очередной раз думает о связи семьи Бошам с ее сыном. Ей не нравится думать об этом, потому что она начинает беспокоиться из-за отношений между ее сыном и людьми, которых он считал родителями. Хуже всего была мысль о том, что Самюэль полюбил другую женщину как свою мать. Сила этой связи пугает ее.
Саре нравится представлять, что он больше привязан к мужчине, а не к женщине. Ей это кажется вполне реальным, ведь это он забрал у нее Самюэля. Может, эта женщина даже не хотела принимать чужого ребенка. Это могло бы объяснить, почему она никогда не говорила с Самюэлем на французском, на ее родном языке. Как могла она не петь ему песни, которые слышала сама, засыпая в руках своей матери?
Хватит. Ей надо перестать копаться в прошлом. Все это позади. Она должна придумать, что делать дальше. Психолог сказал им, что Самюэль будет свободно говорить на французском уже через шесть месяцев, если они будут следовать методу погружения, то есть прямого контакта с французским языком, без каких-либо вмешательств или переводов на его родной язык. То есть им будет нельзя говорить на английском – они бы и так не смогли, даже если бы хотели, а ему нельзя будет общаться с родителями, которые его воспитали, даже с помощью писем.
Она суетится весь день, готовит его спальню, покупает еду, которая, как ей кажется, может понравиться девятилетке. Сперва она сама испекла халу, добавив в нее изюм для особого случая. Затем она купила большой пакет картошки, потому что подруга ей сказала, что люди в Америке постоянно едят картошку, все время, даже на завтрак. Только представьте себе! Она могла бы приготовить картофельные латкес на закуску, а затем гратен дофинуа, чтобы подать его с кибеххом из ягненка. Или это будет слишком? На десерт она приготовит яблочный пирог с медом. Она обычно бережет этот рецепт для Нового года, но она хочет приготовить его сегодня, чтобы отметить новое начало. Она не может дождаться момента, когда мама, папа и их сын вместе сядут ужинать, вместе преломят хлеб. Это все, чего она хочет, и мысль об этом заставляет ее сердце быстро биться в нетерпении.
Давид отворачивается от нее во сне. Она обнимает его и утыкается ему в шею.
– Ты спишь? – шепчет она.
– Да, – бормочет он в ответ.
Она лежит и не может найти себе места. Давид поворачивается обратно к ней и дотрагивается до нее рукой под одеялом.
– Все ведь будет хорошо, да, Давид?
– Наш сын возвращается домой, Сара. Мы снова сможем жить.
– Как жаль… как жаль, что Бошам получил два года тюрьмы. Приговор кажется мне слишком суровым. Все-таки он спас Самюэлю жизнь.
– Знаю. Но решение принимали не мы. И мы не должны забывать, что он скрывал его от нас все эти годы.
Она сжимает его руку.
– Да, знаю. Помнишь, как он родился?
– Как я могу забыть?
– Ты был таким храбрым, сам принял роды.
– Думаю, что это ты была храброй.
Она улыбается в темноте.
– Я доверяла тебе, и знала, что ты знаешь, что делаешь.
– Да, быть биологом-исследователем полезно, не так ли?
– Я рада, что родила его дома, но было очень трудно уезжать сразу после родов.
Она прижимается к нему, вспоминая, как им пришлось прятаться в убежище.
Тут они замолкают. Ни один из них не может обсуждать последовавшую за этим ночь, хотя они оба думают о ней. Сара знает, что Давид винит себя в том, что произошло. Он не смог защитить ее и их сына, как обещал. Он держал ее, а она держала ребенка, пока военный грузовик, в который их затолкали, на всей скорости мчался по темным и пустым улицам Парижа.
– Прости, Сара. Мне так жаль.
Он укрыл ее своей курткой, и она знала, что он хотел бы отдать ей все на свете. Он бы снял с себя рубашку и сидел там голый, если бы знал, что это ей поможет.
Когда они приехали в Дранси, и мужчин разделили с женщинами, он зацепился за нее, принимая удары надзирателей. В конце концов, ей пришлось отпустить его.
– Живи, – сказала она ему. – Останься жив ради меня и Сэма.
И она знала, что так и будет.
Глава 60
Сэм
– Я не могу поехать во Францию. Я американец и не говорю по-французски, – снова повторяю я женщине, когда мы возвращаемся в маленькую комнату после обеда.
– Такой умный мальчик, как ты, быстро его выучит. У них хотя бы такой же алфавит.
Я сверлю ее взглядом.
– Китайский был бы намного труднее, – добавляет она. – Садись, я найду для тебя комикс.