Пока Париж спал

Париж, 25 июля 1953 года

На прошлой неделе, в мой первый день в Париже, я проснулся в незнакомой кровати и увидел маленькую деревянную коробочку на подушке. Она выглядела как миниатюрный сундук с сокровищами – резная с кованым замочком. Я открыл ее… Изнутри коробочка была обшита красным бархатом, и она действительно была наполнена маленькими сокровищами. Там оказалось несколько монет, шоколадка, завернутая в золотую бумагу, блестящие разноцветные камни и кусочек бумажки, свернутый в трубочку и запечатанный настоящим красным воском, как свиток. Я открыл его и прочитал послание. Оно было на английском: Самюэль, наш сын, ты сокровище, которое мы никогда не прекращали искать. Я смял его и бросил обратно в коробочку.

Прошла уже целая неделя. Отвратительная неделя. Я почти все время спал и иногда, если повезет, видел хорошие сны про дом.

Но сегодня утром шум из кухни прерывает мой сон. Пытаюсь не обращать на него внимания и снова уснуть. Во сне сияло солнце, и я как раз собирался откусить кусочек шоколадного мороженого. Мне не часто снятся хорошие сны, поэтому я хочу остаться в этом подольше. Мне почти удается вернуться в него, но я слышу свое имя. Готов поспорить, они говорят обо мне, о том, как ужасно я себя веду.

Здесь все совсем по-другому. Все просто ужасно. Все вокруг такое старое. Это не место для ребенка. Даже запахи все старые – полированная мебель или дым от сигар или вонючий сыр. Я скучаю по запахам дома: он пах теплыми пончиками, сахарной ватой, маслом от каруселей «Фанленд».

Люди здесь тоже совсем другие. Их черты лица более тонкие, даже острые. Они целуют тебя в щеку, но это не настоящий поцелуй. Они просто чмокают воздух. Я всегда в такие моменты стою неподвижно и притворяюсь, что я где-то в другом месте. Я скучаю по американским объятиям – теплым и мягким. А еще люди здесь не улыбаются, когда встречают тебя. Они говорят bonjour с безучастным лицом, не то что дома, где люди улыбаются всегда. В Америке вообще все больше и лучше.

Единственное, что мне здесь хоть немного нравится, – это goûter, перекус, еще теплый baguette из boulangerie, внутрь которого положили кусочки темного шоколада. Вся остальная еда немного странная, и во время обеда они подают все отдельно. Сначала приносят овощи, например, тертую морковь, затем кусок мяса или рыбы, а потом, после всего этого, иногда подают салат. Обычно есть еще десерт, но чаще всего это просто тарелка с нарезанными фруктами. И тебе никогда нельзя взять что-то самому из буфета или холодильника. Все должно быть подано должным образом. Они даже не знают, что такое хот-дог! У них нет газировки, только какой-то лилово-красный сироп, который они смешивают с водой, он называется гренадин. На вкус никакой.

Но самое странное здесь – это туалеты. Сам по себе туалет – это дырка в полу, и тебе приходится вставать на приступки по краям и присаживаться над дыркой, чтобы пописать или покакать. Я всегда забрызгиваю себе ноги. И находится он не в квартире, а в коридоре.

Но я хотя бы перестал плакать. Днем. Ночью я могу проснуться в слезах, когда снова вижу повторяющийся ночной кошмар. В нем я бегу в темноте по лесу, перепрыгиваю через широкие ручьи, падаю в спрятанные под листьями ямы, все бегу и бегу, пока мои ноги не отказывают. Тогда я сдаюсь и ложусь на землю, в ужасе ожидая, когда монстр придет, чтобы съесть меня. И когда он уже собирается укусить меня за ногу, я кричу. И просыпаюсь от крика. В моем кошмаре я кричу очень громко, но когда просыпаюсь, настоящий крик оказывается тихим. Мне хочется включить свет, но я боюсь, что монстр прячется где-то в комнате и только и ждет, чтобы откусить мою руку. Мне хочется позвать кого-нибудь, но я слишком боюсь собственного голоса. Да и все равно нет никого, кто мог бы помочь мне. И тогда я лежу и стараюсь отыскать в памяти счастливые воспоминания. Я представляю себе пляж, океан, школьный двор, где играют и кричат дети. Иногда это помогает снова уснуть.

Внутри меня пустота. Каждое утро, когда я просыпаюсь, она со мной. Она никогда не отступает. Мысль о том, что маму забрали полицейские, делает эту пустоту еще больше, поэтому я стараюсь не вспоминать об этом. Она снова и снова выкрикивала мое имя, и, мне кажется, я даже ударил офицера. Или это был не я? Мои воспоминания путаются.

Все постоянно повторяют: «Это не твоя вина». Я не понимаю, о чем они говорят. Почему это должно быть моей виной? Все дело в том, что я родился в неправильном месте. Но я не выбирал, где мне родиться. Если бы я мог, то ни за что бы не выбрал Францию, это уж точно. Ненавижу эту страну.

У меня болит живот и снова ужасно чешутся ноги.

– Sam-uel, le petit déjeuner est prêt[1], – слышу я голос Бородача через дверь.

Я отворачиваюсь лицом к стене.

– Уходи, уходи. Меня зовут Сэм, – бормочу я в подушку.

Вдруг он оказывается в моей комнате, открывает окна и тянет вверх металлические ставни. Комнату наполняет свет.