Читаем Пока плывут облака полностью

– Пожалуйста, доктор, ну, пожалуйста… Одолжите мне деньги на два билета. В общежитии сейчас занять не у кого – перед стипендией… Я верну. Попрошу у мамы, она пришлет, и сразу верну. А потом заработаю, – голос звенит, словно стеклянный.

Лишь когда Главврач подходит к посту дежурной медсестры и просит:

– Анна Васильевна, не в службу, а в дружбу, закажите на завтра на первый рейс до Минска еще один, третий билет, – Изольда отпускает его руку, но смотрит недоверчиво.

– Почему еще один?

– Ну, что с тобой поделаешь, если ты так настроена лететь. Может, ты и правда сумеешь помочь Игорю.

– А третий?

– Третий – я, если ты, конечно, ничего не имеешь против, – в голосе Виктора Владимировича проскальзывает легкая усмешка, – Игорь – мой племянник.

– Тогда… Тогда… Вы ведь не прогоните меня, правда? И разрешите мне остаться здесь до утра.

Надежду вдруг опять сменяет отчаяние, и Изольда прибегает к крайним мерам:

– Если не разрешите – я такой скандал тут устрою… Все равно не уйду: истерику закачу или в окно залезу.

– Четвертый этаж, между прочим, – напоминает профессор.

– Ничего. Найдется пациент, у которого не такое жестокое сердце, и он откроет мне окно на первом этаже. Или на втором…

– Ладно, Анна Васильевна, пусть ночует эта шантажистка. А то женщины у нас на втором этаже и правда сердобольные, – сдается Главврач.

***

День прошел, а кажется – год. Игорь спит. Изольда еще и еще раз прислушивается к его дыханию, осторожно сползает с дивана, на котором лежала, не раздеваясь и, старательно придерживая тяжелую дверь, чтобы не заскрипела, выходит в большую комнату.

Ксения Андреевна называла ее «зала».

У окна, раздвинув тяжелые шторы, стоит Святослав Владимирович. На обеденном столе – бутылка водки, три граненых стакана, один накрыт ломтем хлеба.

– Не спится, Изольда? Виктор ушел на ночной поезд, побоялся, что погода испортится, и самолет завтра не полетит. Он уверял меня, что ты захочешь остаться. Может, ошибся? Ты не беспокойся, я тебя провожу на вокзал или в аэропорт, когда захочешь…

– Не ошибся. И я не беспокоюсь.

Изольда не знает, о чем говорить с человеком, которому сейчас так плохо, но и уйти, оставив его одного, не может. В поисках темы для разговора, обводит взглядом комнату, задерживаясь на большом портрете темноволосой женщины с тонкими, правильными чертами лица:

– Еще в прошлый приезд хотела спросить: это, наверное, бабушка Игоря, ваша мама в молодости?

– Это?

Святослав Владимирович смотрит на портрет, тихо говорит, почти шепчет:

– Видишь, какая беда у нас, Белла…

Вздохнув, подходит к столу, наливает в стакан водку, но тут же отодвигает его:

– Это моя первая жена, мама Игоря.

В растерянности Изольда произносит первое пришедшее в голову:

– Красивая.

– Да, красивая. Она еврейка. Когда началась война, я был в Москве, на курсах по усовершенствованию врачей, а они с Игорем остались вдвоем.

Святослав Владимирович помолчал, допил водку и продолжил:

– Я только в сорок пятом, после демобилизации смог вернуться в Минск. Дом был разрушен. Соседи рассказали, что Белла с Игорем попали в облаву еще в августе сорок первого. Одной женщине показалось: Белла сумела вытолкнуть сына из большой черной машины, в которой их вывозили, но она не была уверена…

Я обошел все дома, домишки, лачуги в округе, всех расспрашивал. Кто-то рассказал о женщине, у которой после ухода немцев объявился маленький ребенок. Это и была Ксюша. Игорю к тому времени уже шесть лет стукнуло, но он на них не выглядел: худой, прозрачный почти. Да и с чего там было толстеть… Ксюша три года его в подвале держала, чтобы ни немцы, ни кто-нибудь из соседей не прознали и не донесли. Каждую свободную минуту к нему бегала, спали вместе, а свечу она оставлять ему боялась, чтобы нечаянно дом не спалил. Так в темноте и жили, поэтому и зрение у Игоря такое. Оно от рождения у него слабое было, а это еще усугубило… Игорь Ксюшу мамой называл, и она его любила безмерно. Она грубоватая, но тому, кого любит – всю себя отдает.

Вздохнул, исправился:

– Отдавала… Я это сразу понял. И понял, что не смогу забрать Игоря у нее…

Изольда слушала, боясь пошевелиться.

Святослав Владимирович помолчал, походил по комнате, словно искал кого-то и не находил:

– Ты прости меня, девочка. Я должен был отговорить Игоря от этой операции. И Виктор ведь предупреждал, что шансов очень мало.

– Игорь сказал: «Пятьдесят на пятьдесят» …

– Да какие там пятьдесят… Но он так хотел нормально видеть, что и я, старый дурень, понадеялся на чудо… Он говорил, что принцессы достойны чудес. А ты для него такой и была. Как видишь, не получилось…

Изольде хотелось сказать что-то очень важное, чтобы отец Игоря понял, что она никогда не оставит их с Игорем. Но то, что приходило в голову казалось совсем наивным и детским.

Какая из нее принцесса… Принцессы не плачут и добиваются своего. Так говорил папа. И она добьется. Они поймут: тому, кого она любит…

Изольда даже про себя не договорила фразу до конца. Разве дело в словах…

Осторожно вынула стакан из руки Святослава Владимировича:

– Я уберу, хорошо? А вы ложитесь. Постарайтесь заснуть…

Принцесса и море

Перейти на страницу:

Похожие книги