Сестра поднимает взгляд. Карен выдавливает из себя еще одно «здрасьте». Сестра видит ее глаза — ясные, цвета зеленого мха, чуть слипающиеся в уголках после сна. Она видит, как скатывается набок ее голова на бессильной, тонкой-тонкой шее. Карен не может пошевелиться, но у нее получается говорить:
— Щекотно.
Сестра шепчет:
— Господи… О Господи! — И выскакивает из палаты.
Она бежит за дежурным врачом — доктором Венди Шернен.
Она думает:
Впрочем, это полуопьянение быстро рассеивается, она ощущает, как начинает порыкивать только что запущенный мотор ее мозга, как через несколько секунд он с ревом «шевроле-камаро» срывается с места. Последнее, что Карен помнит, — это она с Венди и Пэм у машины на Ирмонт-драйв — пьянка какая-то дурацкая, а не праздник. Да, а перед этим они еще катались на лыжах. С Ричардом. И они с ним занимались любовью. Она помнит болтовню и перешучивания с девчонками, импровизированный коктейль, она еще прикидывала, не рассказать ли им, что у нее было с Ричардом. А потом она ничего не помнит. Почему так? Карен понимает, что раз она оказалась в больнице, ей, наверное, стало плохо.
Темнота. Впереди была темнота. Сон? Карен вспоминает, как испугала ее эта темнота, как ей захотелось любой ценой избежать ее, пусть даже ценой вечного сна. Бестолковое, тщетное желание, да и обернулось так по-дурацки.
Она закрывает глаза, потому что в окно начинает проникать яркое утреннее солнце. Затем она опускает глаза, чтобы посмотреть на себя, на свое тело.
Она слабо вскрикивает, но кашель обрывает крик. В палате появляется другая медсестра с обалдевшими глазами. Карен с трудом выдавливает из пересохшего горла несколько слов:
—
Почти все гости Хиллари Маркхэм уже разошлись по домам. Сама Хиллари, все еще полная сил благодаря какому-то энергетическому коктейлю, обходит дом, с улыбкой оглядывая следы празднования — остатки разорванных карнавальных костюмов, куски тыквы и десятки грязных (многие — в губной помаде) бокалов и бутылок из-под вонючего пива. Тедди Лью и Трейси уснули на диване. Лайнус — на полу гостевой комнаты, в обществе двух кошек Хиллари.
Хиллари направляется в спальню, где на кровати все еще валяются чьи-то пальто и куртки. В этот момент она слышит два глухих удара. Она заходит в ванную и обнаруживает Гамильтона на полу — бледного как смерть, рот полуоткрыт. Пэм лежит в ванне, ее голова откинута, волосы разметались по кромке. Она бледна, как и Гамильтон. Времени нет даже на то, чтобы впасть в панику. Что делать? Что делать? Разбудить Тедди Лью — он ведь парамедик! Она с криком вбегает в гостиную и трясет Тедди за плечо, вытряхивая из него сон. Тот уснул прямо в костюме автогонщика, тем не менее реагирует мгновенно. Проходит едва ли минута, а Гамильтон и Пэм уже подключены к капельницам, из которых в их вены перетекает наркан — антиопиатный легкий наркотик — и раствор D5W. Включены переносные аппараты искусственного дыхания, и фургон Тедди уже срывается с места в направлении больницы Лайонс Гейт.
Почти тотчас же оба виновника суматохи вырываются из объятий цепкого, слишком глубокого сна.
— Тедди, ты козел! — орет Гамильтон. — Такой кайф обломал. Никогда так клево башню не сносило! На кой хрен ты приперся?
— Сами вы придурки.
— Тедди, мы — где? — мычит Пэм.
— Спокойно, ребята, я везу вас в Лайонс Гейт, — говорит Тедди.
— Блин! — выдыхает Пэм. — А так хорошо было… Лайнус, это ты там, что ли?
— Ну, я.
— Скажи этим мудакам, пусть отвалят.
Медсестра, ухаживающая за Карен, в курсе, что ее пациентка вроде как не чужая доктору Шернен. Она на ходу говорит остальным сестрам о том, что случилось, и спешит на первый этаж, в отделение интенсивной терапии, куда только что срочно вызвали дежурного врача.
— Доктор Шернен, — задыхаясь, говорит сестра. — Там… ваша подруга!
Венди сосредоточенно следует за двумя каталками, которые спешно завозят в отделение.
— Я знаю, я знаю.
Сестра ошарашена:
— Но ведь…
Венди, парамедики и два тела на каталках молнией проносятся в реанимационную палату. Вслед за ними направляется молодой мужчина — сестра видела его на рождественской вечеринке, это муж доктора Шернен. Еще в приемном покое крутится какая-то девчонка, вся в черном — наверное, специально ведьмой на Хэллоуин нарядилась; ее глаза подрисованы черным, как у Элиса Купера в его золотые денечки.