Неопровержимое свидетельство обоснованности ее страхов.
— Да, это я написала. Вот…
— Ну ладно, а что…
— Все, что там сказано, — правда. Так оно и есть.
В голосе Карен слышится вызов.
— Карен, я вовсе не пытаюсь опровергнуть тебя, совсем нет.
Повисает молчание. Карен нервно теребит «Тетрис», который ей притащила Меган — улучшать мелкую моторику. Ричард пытается заглянуть ей в глаза. Она отводит взгляд. Тогда он тихо спрашивает:
— Кто это… или что — неважно, но что это такое?
— Лучше бы все это оказалось полной чушью. Слушай, у меня нога болит.
— Ты знаешь, кто они такие?
Она поднимает взгляд:
— Знаю. И не знаю. Я пыталась убежать, но меня поймали. Больше они меня не выпустят.
— Что ты имеешь в виду? И кто такие — эти «они»?
Карен сама не рада, что у нее не получается говорить более открыто и ясно. Тут в комнату врывается Меган и, по своему обыкновению, с лету плюхается в кресло.
— Ух! Всем привет. Мам, ты как? Готова к зарядке?
Карен страшно рада, что тяжелый разговор с Ричардом закончен.
— Конечно, Меган. Начинаем.
Ричард дрожит от волнения. Он ощущает себя как новобранец перед отправкой на фронт.
Мама.
Лоис.
Совы — ничего не изменилось. Или все же?… Лоис стала заметно жестче. Результат неукротимого буйства Меган? Лоис уже не такая самовлюбленная, как раньше. За одеждой она по-прежнему следит, но на косметику тратит куда меньше сил и времени.
Джордж — отец — теперь рано возвращается из своей мастерской. Он подсаживается к Карен, глаза его затуманены.
В людях 1997 года Карен нравится то, что с ними никогда не бывает скучно. У них столько всего нового — какие-то незнакомые слова, какие-то слухи, бесконечные новости.
— На что это было похоже? — продолжает спрашивать Джордж, да и все остальные. — Как это было — когда ты просыпалась?
На что похоже? Да ни на что. Честное слово. Как? А так — уснула и проснулась. Только семнадцать лет — тю-тю, да от собственного тела остались рожки да ножки.
На самом деле эти неуклюжие ответы — способ отвлечься от мрачных неясных воспоминаний, вертящихся у нее в памяти. Нет, что касается памяти на текущие события, то у нее все в порядке. К ней приходили какие-то специалисты из университета — устраивали тесты на проверку памяти. Память не хуже, чем до комы. Она до сих пор помнит номер страницы последнего домашнего задания по алгебре. Но вот та темнота… Она не дает ей покоя.
Карен понимает, что люди ждут от нее большего. От нее требуется особое величие ума, предполагается, что страдания придают человеку мудрость. Вокруг нее даже ходят как-то по-особенному, словно на цыпочках.
— Эй, вы все, я ведь сделана не из сырых макарон. Господи, да подойдите вы поближе, не бойтесь. Я не рассыплюсь, честное слово.
Как-то раз Венди сидит с Пэм в кофейне на Лонсдейле. Венди решила, что настало время выяснить, что Пэм видела во время того синхронного сна.
— Пэм, помнишь, как вы угодили в больницу после Хэллоуина? Слушай, давно хочу тебя спросить: что ты тогда видела во сне? Понимаешь, твоя энцефалограмма с того дежурства похожа на пшеничное поле на ветру — такие волны. Ты можешь что-нибудь вспомнить?