Пока подружка в коме

Она думает: я так мало успела порадоваться жизни, а тут — получите: конец света. Я не хочу жить в том мире, каким он станет после. Я хочу оставить здесь свое тело, хочу уйти из этой жизни быстро и чисто — как провалиться в глубокую-глубокую шахту. Я хочу взобраться на гору — на самую высокую гору. Посмотрю оттуда на мир вокруг и превращусь в частицу Солнца. Мое тело такое слабое и такое уродливое. А как хочется просто крепко держать что-то в руках. Просто шевелить пальцами ног, даже менструацию пережить хочется. Господи, я даже никогда не баюкала на руках собственную дочь.

Она вспоминает: я ведь каталась на лыжах. Холодно бывало так, что дух захватывало, а мне все нипочем — тепло. Я скользила по склону, словно танцуя. Я любила прыгать, скакать. Я никогда не жаловалась, никогда. Только сейчас. И всего-то хотелось самую малость — захватить нормальной жизни чуть-чуть побольше.

До ее слуха доносится гудение вертолета и взрывы в центре города. Быстро как все происходит.

Карен закрывает глаза и видит: в ее видениях кровь перемешана с грязью, настоящее тесто для «Черного леса». Каньоны пустых небоскребов. Дома, гробы, дети, машины, швабры и метлы, бутылочные пробки — все горит, плавится и стекает в море, где растворяется, как карамель. И всему этому есть причина, Карен знает это наверняка. Вот она видит универсам в Техасе, видит торговый зал через объектив черно-белой камеры наблюдения. На мониторе — двое детей. Они лежат на полу в луже разлитого лимонада. Она видит взрыв хранилища нервно-паралитического газа в Юте, видит, как ядовитый буро-желтый призрак расползается по континенту. Она видит пустые кабинеты — какой-то офис в Сан-Паулу, Бразилия. Желтые листочки-стикеры падают на пол, словно осенние листья.

Как же она боялась этого дня. Знала, что он настанет, боялась и была вынуждена ждать. И вот он настал.

26. Конец прогресса

На следующий день Ричард и Меган едут по вымокшим под дождем улицам, мимо десятка тысяч коттеджей. Некоторые здания горят, кое-какие уже догорели. Иногда они видят поодаль одинокие человеческие силуэты. Многие время от времени начинают бесцельно палить из пистолетов. Лица выглядят осунувшимися и подавленными.

Машин попадается мало. Двери многих домов открыты настежь, и четвероногие обитатели пригорода — собаки, еноты, скунсы — не теряют времени даром. Вот машина, оставленная посреди лужайки. Две мертвые собаки лежат на краю дороги.

«Все, все, кого мы знали, — думают Ричард и Меган, — самая красивая одноклассница, любимые актеры, старые знакомые, смотрители маяков и лаборанты. Непостижимо».

Авеню Бельвью. Дом родителей Ричарда деликатно равнодушен к переменам, произошедшим в мире. Внутри по-прежнему тикают часы, в раковине две невымытые чашки из-под кофе, на календаре приписка:

2:30. К зубному технику

Оливковое масло

Курица

Спаржа

Едем в Беллингем с Синклерами

Даже сквозь закрытые окна слышно, как шумит океан. Наверху в спальне все так же ощущается знакомый, родной запах. Кровать воспринимается как надгробная плита.

Родители.

Это они были душой жизни на Рэббит-лейн, ее движущей силой. Родители Ричарда и Пэм уже никогда не вернутся из Штатов, как не вернется из Кауаи отец Гамильтона, а его мать — из Торонто. Родители Лайнуса и отец Венди сейчас в шестидесяти милях отсюда. А если бы даже и в миллионе — какая разница? Родители Карен домой не вернулись, и, судя по ее догадкам, ждать их не приходится.

Меган садится на кровать и всхлипывает, затем бьет сама себя.

— Эй, Мег, ты чего? За что это ты себя так?

— За то, что у меня кишка тонка даже пореветь по-нормальному, как людям положено.

— Ну что ты, дочура…

Ричард садится рядом и обнимает Меган. Та прячет лицо и ревет в голос. Он держится, понимая, что успеет еще наплакаться — потом. Когда Меган чуть успокаивается, он говорит:

— Давай соберем здесь кое-что. Что-то припрячем, что-то с собой возьмем.

Меган встает и с неохотой начинает собираться. Домашние шлепанцы; жемчужное ожерелье; трубка; фотографии в рамках. Еще Меган берет с собой подушку, чтобы лучше запомнить запах бабушки.