Пока подружка в коме

— Джаред, скажи мне, как это — быть мертвым? Я не хочу показаться бестактной, но мне страшно. А с другой стороны, я ведь врач. Я, когда училась, и потом, уже в больнице, всегда, когда видела покойников, думала: «Вот смерть, а что после?» Потом настал конец света, и что? Что я продолжаю видеть вокруг себя? Мертвые тела. Тут ведь больше ничего нет. Мы устроили «санитарную зону» вокруг наших домов, но дальше везде сплошная братская могила.

— Смерть, Венди, — это не смерть. Ну, по крайней мере, не вечная темнота, если ты ее так понимаешь. Но пока я не могу сказать тебе больше. Все это слишком серьезно. Придется подержать язык за зубами.

— А как насчет рая?

— Ладно, это я тебе могу устроить.

Глядя прямо мне в глаза, она говорит:

— Там, в больнице, — тебе было страшно? Я к тебе столько раз приходила. Печенье всякое таскала, сама пекла. Ты был такой милый, но по глазам было видно, что мыслями ты где-то далеко. Ты до конца не потерял обаяния — даже когда потерял надежду.

— Я был слишком молод, чтобы бояться смерти всерьез. Но рак оказался моим личным Испытанием, и я о нем не жалею.

— Фигня. Врешь ты все.

— Ладно, поймала. Боялся я, до усёру. А чего же ты хотела? Носятся все вокруг тебя, фальшиво-бодренькие рожи корчат, печеньем заваливают, мишками плюшевыми. А я — как бы мне при этом ни было страшно — вынужден волей-неволей в ответ изображать такое же идиотски храброе выражение на лице. Ничего не попишешь. Это как… как закон такой, что ли.

— Джаред, а ты… ты хоть иногда… ты обо мне вспоминал? — Она, как бы защищаясь, скрещивает руки.

— А как же. Чего спрашивать-то? Сама прекрасно знаешь. Свидание-то у нас того — пролетело, так я тебе и не всучил свой подарочек.

— Ты любил Черил Андерсон?

— Кого — Черил Андерсон?

— Только не строй удивленную физиономию. Язычок-то у нее был длинный.

— Ну, знаешь… Да, мы нравились друг другу, очень. Но это была не любовь, правда. Я держался всегда уверенно, даже развязно. Все думали, что я просто половой гигант. Приходилось оправдывать ожидания. Здорово было, хорошие времена. Сейчас, конечно, все по-другому.

— Как?

— У меня нет телесной оболочки. Впрочем, если постараться, я могу ее на время заполучить. В некотором смысле.

Венди начинает хлюпать носом.

— Джаред, возьми меня отсюда. Пожалуйста! Возьми меня на руки, унеси к солнцу. Мне так одиноко. Самоубийство? Я об этом все время думаю. Но нет, я не смогу. Жизнь потеряла всякий смысл. Мир разрушается, ломается, рассыпается на глазах. Посмотри на деревья — они коричневые! Что это: радиация с какого-нибудь взорвавшегося корейского реактора? Или китайского? А может, украинского? Черт! Возьми меня с собой, забери отсюда! Джаред, привидение ты или нет? Докажи!

— Венди, я не могу забрать тебя с собой. Но я могу сделать так, что ты не будешь одинокой.

— Нет, не хочу! Я хочу… я хочу уйти.

— Ты только представь себе, Венди. Мир без одиночества. Все испытания покажутся легче.

Венди задумывается. Она всегда была умницей, и она не может не признать мою правоту.

— Да, — (всхлип), — ты прав. Молодец, возьми с полки пирожок. А лучше скажи, почему нам приходится быть одинокими. Это так тяжело, так ужасно. Это… подожди…

Венди берет себя в руки, вытирает слезы и говорит уже ровным голосом:

— Значит, ты меня с собой не возьмешь?

— Нет, Рад бы, но не могу. И ты сама все понимаешь.

Она садится на ствол поваленного дерева, переводит дыхание. Она явно о чем-то напряженно думает, принимает какое-то важное решение. Вот, сделав несколько глубоких вдохов, она поднимает взгляд и смотрит поверх папоротников и кустов на меня — на мертвого шестнадцатилетнего мальчишку. При этом плащ слегка расходится у нее на груди, и мне видны кружева на белье. Она посмеивается и вдруг сбрасывает плащ, предоставляя мне любоваться своим бледным, не самым стройным телом.

— Ну что? Привет, Джаред, добро пожаловать ко мне — к новой Венди. Как тебе мое бельишко? Ничего я в нем, нравлюсь?

— Венди, ты — часть этого мира. Такая же, как любая ромашка, как ледники, как землетрясения и дикие утки. Тебе было уготовано родиться и жить. Ты уж поверь мне. А то, что ты… ты мне нравишься, так это слабо сказано. Ты меня так завела! Ты шикарно выглядишь.

— Джаред, ты можешь меня полюбить?

— В каком смысле?

— В любом, только чтобы мне больше не было одиноко.

Кожа у нее вся в мурашках, соски напряглись.

— Спрашиваешь,

— Ну так иди ко мне.

Я срываю с себя футбольные доспехи — все эти щитки, накладки, нижнюю футболку. На мне остаются только наплечники.

— Плечи забыл, — говорит она.

Я делаю последний шаг к ней.

— А теперь, Венди, — тсс! Почувствуй, как я прохожу сквозь тебя.

— Тсс — тихо, Джаред!

Черт, охренеть. Здорово как! Нет, блин, это даже лучше, чем пол в доме Карен.

Венди смеется, потом затихает.

— Ничего смешного, — говорю я. — В последнее время мне не часто удается этим позаниматься. Кайф-то какой!