Пока растет терновник (СИ)

Здесь мне хотелось ему напомнить, как он аккуратно прибрал колечки своей подруги в шкаф, а потом дел их куда-то вместе со шкафом, – но не стала.

…После электрички все шли на остановку, куда подъезжали автобусы с разными номерами и названиями населенных пунктов. Я для данной ситуации была вооружена от отца подробным планом действий.

В салоне автобуса народа набилось через край. Проход был заставлен сумками на колесиках, сумками без колесиков и почему-то ведрами, хотя уже шли оживленные разговоры, и ПАЗик весело, на каждом повороте заваливался на бок, а потом раскачивался, и набирал ход. Я осталась без сидячего места, вцепилась за поручень, как стриптизерша, и заваливалась на пассажиров на каждом повороте.

Дорога должна была занять минут сорок, но минут через пятнадцать со старта я почувствовала на себе взгляд. Жесткий, настырный и холодный. Я искала позу, чтобы незаметно подтвердить свои ощущения или опровергнуть. Сначала я увидела странного худосочного человека, выглядывавшего с заднего сиденья. Он смотрел на меня не отрываясь. Вот уставился. Но какой-то человек стал готовиться к выходу и встал за мной в проходе. Мне стало легче, будто прожектор взгляда отвернули в другую сторону, я оглянулась, взгляд мужчины по-прежнему был направлен на меня. Значит, не он, человек сзади загородил от меня другой взгляд, который реально сверлил меня как дрель стену.

Пассажир, который меня загораживал от взгляда вскоре вышел, и я незаметно (как мне показалось) стала разглядывать правую сторону, но безуспешно.

Показалось или обладатель дьявольского взгляда умело скрывает свой талант?

Тогда я прошла в конец прохода, – решила обратиться к тому, чьи глаза пока не вижу. Все обратили на меня внимание, кроме одной явно пожилой женщины, что наклонилась вперед к своей сумке.

Сначала я хотела обратиться к ней с вопросом о времени, но быстро поняла, что ее опередят соседи, и она может не поднять головы, – тогда я спросила нет ли у нее влажной салфетки. Она продолжала рыться, и я повторила свой вопрос.

И поймала ее взгляд.

Я никогда не видела таких глаз, – глаза ящерицы с лица человека смотрели на меня в упор, зеленые с оранжевым отливом, холодные и лишенные эмоций. Это был взгляд, передающий чувство неприязни и тревоги.

Мне стало душно, автобус остановился, я вышла, «вырвала» все, что у меня накопилось, зашла обратно и доехала, стоя у выхода из первой двери, рядом с ворчливой пенсионеркой, всерьез опасавшейся, что я наступлю на ее грязную сумку и не дам ей выйти на остановке, на которой выхожу сама.

Ящерицу-бабку в конце автобуса я больше не видела, конечно, попыталась туда заглянуть, ее место явно пустовало.

Глава 23

Калитку во двор и двери в сарай еще не завалило снегом, но подморозило.

Внутри сарая царил запах старых книг и намокших деревянных досок. Слабый дневной свет проникал внутрь через трещины и нестыковки досок.

Я никогда не ходила в этот сарай и правильно делала. Отец так и не смог навести там порядок. Внутри по стенам все было захламлено, в центре расставили сельскохозяйственное оборудование, и один угол освободили под старые документы, бумаги и ненужные предметы. На стенах с желтых выцветших афиш фильмов советских времен улыбались давно ушедшие актеры в ролях каких-то работяг, инженеров, военных, учителей.

Если бы одной крысе из армии блуждающих грызунов не пришла в голову идея пробежать предо мной, я бы сказала, время остановилось, и я пришла его поворошить. На мне были старые кроссовки и резиновые перчатки. Передо мной – гора старых, пыльных книг в твердом переплете. Фолианты небрежно были свалены в большую кучу. Пора было браться за дело. Я листала книги в поисках закладок, записок, выписок. Короче, «следствие ведут колобки».

Тетка была аккуратна. Места, которые ей полюбились больше других, были отмечены карандашом, уголок она не загибала. Надписи, в основном, касались героев и сюжета, но в Томе третьем Брэма, на седьмой странице она подчеркнула текст про черепаху: «Известен достоверный случай, когда черепаха, после того, как ее обезглавили, еще в течение 11 дней двигала ногами; другая черепаха, после того как у нее был срезан брюшной панцирь, вынуто сердце и все внутренности, на другой день сама перевернулась и поползла».

Внизу, под текстом, она написала корявым почерком: «Умру, как черепаха», где сильно нажала на запятую, возможно, даже сломала карандаш. Между страницами я нашла кусочек графита. И в этот момент на плече я почувствовала чью-то тяжелую холодную ладонь…

…Когда я пришла в себя, – увидела свет, но он был не солнечным и не от электрической лампы. Я увидела, что вокруг меня горят свечи, в комнате никого и я лежу голая в одних трусах. Пробежал страх: я в плену у маньяка. Но вот окружающая обстановка напомнила нашу комнату на даче, тут мне немного полегчало. В глазах еще стояла какая-то муть, и я не могла разобрать, почему там, где кончались мои ноги, двигалось одеяло, но потом дошло, что это какая-то бабка. Древняя, как у Тропинина. У него есть такая картина, «Старуха с курицей». Что она тут делает? Что бормочет?