«Моргааааан». Ее голос раздался внутри меня. Испуганный, полный ужаса. Я вздрогнул, вскинул голову и всмотрелся в черное марево вдалеке. Внутри все завибрировало и сердце сдавило раскаленными клещами. Тряхнул головой, пытаясь отогнать нахлынувшую панику и разрывающие мозг мысли о ней.
— Ты ничего не слышал?
— Нет. А что я должен был услышать?
Я перевел взгляд на виселицы и решил, что это не ее голос, а скрип раскачивающихся тел и порывы ветра.
— Надо возвращаться в лагерь. Приближается ураган.
Мы развернули лошадей и в эту секунду ее крик взорвал мне мозг.
«Моргаааан спасииии ….они убьют меня» и вспышками перед глазами люди, оскаленные лица, напоминающие морды зверей, тыкающиеся прямо внутрь меня вилы и копья, запах гари. Я, словно вижу ее, стоящую где-то… окруженную сумасшедшими, скандирующими слово «смерть».
И этот голос. Он сводит с ума, проникает под кожу, добираясь огненной паутиной к легким, сдавливая и опутывая их страхом. За нее.
— Что с вами? Что вы слышите?
Я слышал треск веток, слышал звуки шагов, крики толпы. Что это? Я схожу с ума? Это бред от усталости? От вина? Но я трезв. Я не пил со вчера.
«Моргааан… где ты… ты говорил, что я твоя… говорил… говорил. Мне страшно… мне так страшно»
Я не знаю слышу ли ее или додумываю ее слова для себя. Я не пойму откуда они берутся, я не пойму какого дьявола я их слышу? И опять эти люди, они идут как будто бы на меня… а она бежит, куда-то, спотыкаясь, сжимая ребенка в руках. И уже со стороны голубое платье Элизабет и босые ноги, мелькающие перед глазами и десятки других ног в грязных сапогах и башмаках. Они бегут за ней и кричат «смеееееерть ведьме».
Я резко повернулся к Чарльзу и пришпорил коня, направляя его вниз с холма..
— Куда вы, мой господин?
— К мельнице. Бери войско и следуй за мной. Не жалея коней. Быстро! Труби в горны. Мы едем на север.
Я не знал верить ли себе, не знал, что это. Но меня трясло от страха, что с ней что-то происходит, от суеверного панического ужаса потерять навсегда.
Пришпорил коня, а мне навстречу Стюарт несется на взмыленном жеребце.
— Возле мельницы бунт. Там ведьму линчевать собрались. Горит зерно!
— Откуда знаешь?
— Оливер… тот больной на голову приполз весь в крови к лагерю. Его накололи вилами в бедро.
Я не хотел себя спрашивать почему увидел все это, не хотел признаваться себе, что это ненормально. Колдовство, магия, чары. Плевать! На самом деле, что это… если я не успею я выжгу к дьяволу этих ублюдков. Выпущу им кишки и намотаю на вилы. Твааари! Как посмели?! Я впился шпорами в бока коня, до боли до болезненного ржания. Прости, родной. Давай быстрее. Нет у нас ни секунды.
Мчал и молил ее показать мне снова… показать, что она жива и что я успею. Бред, конечно. Я действительно бредил и в отчаянии вспарывал бока несчастного скакуна, чувствуя своими боками его страдания. Пока не вылетел в поле под проливной дождь. Надо мной разверзся ад. Ураганный ветер поднимает с земли сухую траву, бросает под ноги коню вместе с столпами воды. Я заметил их издалека, спускаясь вниз по полю к мельнице. Сбились в кучу, подняв кверху руки с оружием. Окружили ее… Загнали под дерево, и я вижу ее хрупкую фигуру в отблесках трепыхающегося пламени факелов. Прислонилась к стволу дерева. Их отделяет от нее несколько шагов и до меня доносится грязная брань и угрозы. Но никто пока не решился подойти. У Элизабет на руках ребенок и он пронзительно кричит, а она что-то сжимает в руке, выставив ее вперед.
— Кто приблизится того поразит молния! — расслышал ее голос и усмехнулся. Отважная маленькая дурочка. И в руках у нее обычный камушек.
— Ведьма снова спаслась дождем, угрожает стихией!
— Дождь кончится, и мы сожжем тебя дотла! Как и отродье дьявола на твоих руках!
— Вы с ума сошли?! Это младенец, которого вы искали! Он жив. Вы что не видите? Вы совсем озверели?
— Ты уже провела свой ритуал. Это исчадие ада, а не младенец!
— Она скормила ему сердца тех других иначе почему он до сих пор жив?
— Сука бесчувственная!
— Тварь! Ее бабка сжирала детей об этом все знают!
Кто-то бросил в девушку грязь, и я увидел, как Элизабет развернулась спиной, закрывая собой ребенка, как вжала голову в плечи, когда комья посыпались со всех сторон.
— Прекратить самосуд! — крикнул я, — Именем герцога Ламберта приказываю прекратить бесчинства иначе я обезглавлю каждого, кто посмел! Ваши головы будут украшать дорогу в Адор!
Несколько человек развернулись ко мне. Я увидел, как они оторопели, как на их лицах отразилось недоумение и посмотрел на нее, на то как широко распахнулись глаза и в них не было обжигающей душу ненависти. Они заблестели влагой, заблестели так… как будто она мне рада.
— Господин приехал.
— Его Светлость…
— О Боги! Что теперь будет?!
И в это мгновение я ощутил, как каменеет мое тело, как кровь стынет в жилах и гнев превращается в ядовитую смесь, обжигает мне вены. У их предводителя на пику насажена голова Гортрана. Я взревел, и они все обернулись ко мне, застыв от ужаса и раскрыв рты.
— Это не Его Светлость — это Сатана в его обличии! Она заколдовала нас, и мы видим то, чего нет на самом деле!