Пока смерть не обручит нас. Книга 2

Холод отступал медленно, болезненно. Герцог стонал от боли в беспамятстве, а я растирала ему ноги и руки, дула на них, прижимала к себе. Мы раздели его наголо, укрыли тряпками, нагретыми на камнях, положили грелки в ноги и у головы. Но его конечности оставались холодными как будто он несколько часов пролежал на морозе и никак не мог отогреться.

Когда стянули с Моргана оттаявшую одежду я увидела на его теле ссадины, порезы и кровоподтеки. Значит ввязались в бойню… И он один вернулся. Неужели никто не выжил? И все, кто остались из жителей Адора — это несчастная горстка женщин и двое мужчин? Этого ведь не может быть на самом деле.

Поднесла к потрескавшимся губам Моргана ложку и влила ему в рот горячую воду. Нам бы бульоном его отпаивать и чаем горячим. Ото мысли о бульоне свело желудок. Только не думать о еде. Не надо. Не сейчас. Пусть Морган поправляется, и они с Арсисом попробуют открыть дверь в погреб.

Но для начала надо его согреть. Ничто так не согревает, как живое тепло. Я стянула с себя все вещи и влезла под накидки, прижимаясь к его голому телу своим, согревая его собой, накрывая ноги своими ногами и растирая ему ладони, накрывая всего собой, как одеялом, склоняя голову к нему на грудь и закрывая глаза. Провела пальцами по влажным волосам, убрала с бледного лба и тут же вздрогнула, не веря своим глазам и ощущениям. Протянула руку и тут же одернула, не дотронувшись. Под волосами недалеко от линии начала волос спрятался выпуклый небольшой шрам… И я уже его видела раньше… На Мише.

«— Что это?

— Где?

— Вот здесь, под твоими волосами.

Погрузила пальцы в его волосы, продолжая сидеть сверху, все еще ощущая его плоть внутри себя и подрагивая от наслаждения.

— Аааа, это. Не знаю. Шрам. Он у меня с детства. Сколько себя помню.

Закрыл глаза и запрокинул голову, взмокший после дикого секса.

— Он похож …как после удара чем-то острым.

— Может с кем-то подрался.

Прижалась губами к шраму и нашла губы Миши, чтобы провести по ним языком, чувствуя, как млеет все тело расслабленное и удовлетворенное.

— Не поделил игрушку?

— Скорей всего. Я очень не люблю делиться своим».

Очнулась и поняла, что так же прижимаюсь губами к шраму. Не знаю, о чем это говорит… ничего не знаю. Знаю только одно я люблю Моргана Ламберта. Я сильно, безумно, по сумасшедшему его люблю. И только это настоящее.

И вдруг ощутила, как на мою спину легла его рука, придавливая меня к себе.

— Я умер?

Голос хриплый, сорванный.

А я приподняла голову и содрогнулась всем телом, встретившись взглядом с темно-серыми глазами.

— Ты живой.

— Нет…, - шепчет, глядя на меня невозможным взглядом полным какими-то совершенно невыносимыми эмоциями, заставляющими меня начать задыхаться. — умер и вижу сон… сон в котором Элизабет целует меня сама…

Улыбнулась и провела по шраму еще раз, а он вдруг сильнее сдавил меня руками и взгляд стал диким, бешеным.

— Я решила тебя согреть…

Наклонилась к его губам и слегка коснулась их своими. И дыхание оборвалось, онемела от восторга от ощущения сбывшейся надежды, о облегчения и понимания, что я хочу жадно глотать это настоящее, хочу глотать то, что дано мне здесь и сейчас. Стало больно в груди, когда запах его втянула… тот над губами, где дыханием пахнет. А он вдруг впился в мой рот, наклоняя меня к себе, сжимая мой затылок, удерживая за спину, пожирая мой рот, проглатывая мои хриплые выдохи. И в эту секунду становится наплевать на все… на мороз, на войну.

— Ты решила меня сжечь, — выдохнул мне в губы, а я приподнялась, опираясь на руки и глядя ему в глаза, осмелевшая, безрассудно наглая и уже забывшая, что этот человек меня ненавидел… Так ненавидел, что лишился ради меня всего.

— Да… решила, — усаживаясь сверху, сжимая его бедра коленями и накрывая его плоть ладонью, глядя в расширенные от удивления глаза, в лицо, искаженное болезненной страстью. Замер всем телом, окаменел в ожидании, и я вижу, как трепещут его ноздри и сжаты от напряжения челюсти. Направила в себя его член и рывком оседлала. Застонали оба, потянулись к друг другу и набросились с голодной жадностью, в затяжном, алчном поцелуе.

И в опаленном сознании взорвалось наслаждение. Едкое, острое, безумно желанное и от лихорадки бросает в дрожь, содрогаюсь вся от ощущения наполненности им изнутри от ощущения головокружительной власти над ним, от единения не только телом, но и душой. И больше ни одного сомнения. Я хочу быть с Морганом Ламбертом здесь и сейчас. Хочу любить его… хочу наслаждаться его любовью.

Глядя ему в глаза, отшвырнула покрывало назад изогнулась, представ перед ним обнаженная и ошалелая от его голодного взгляда, которым он смотрит на мою грудь на то, как вытянулись и налились соски. Морган подался вперед, прижался к ним полуоткрытым ртом с низким хриплым стоном.

— Ведьмааа, — выдохнул и сделал первый толчок во мне, — красивая… до смерти красивая ведьмааа. Как же я хотел тебя сжечь… а горю теперь сам.

— Сожги, — отвечая на поцелуи, обхватывая его шею руками.

— Дотла!