– Ведьма! Такая белая кожа может быть только у мерзкой колдуньи! Она приворожит наших мужчин! Она сожрет наших детей!
А я посмотрела на Ламберта, который подался вперед, впившись одной рукой в поручень кресла. Теперь он уже смотрел на меня, и его темно-серые глаза казалось прожигали насквозь. Казалось, кожа задымится от этого взгляда, от этого безумного блеска, по которому я так соскучилась. Стражник схватил меня за левую руку и поднял ее насильно вверх.
– Клеймо ведьмы! Черная змея с жалом! – завопил «прокурор».
Ламберт-Михаил царапнул глазами мое лицо и опустил взгляд к груди, прикрытой тоненькой материей сорочки, прилипшей к воспаленной коже, и снова поднял глаза к моему лицу. Тяжелый взгляд, знакомый мне далеко не один год. Взгляд исподлобья, взгляд весом в несколько тон… Взгляд, от которого становится трудно дышать.
– Вы так же отрицаете, что эммм… хммм… совокуплялись с самим Сатаной?
Я не верю, что слышу это! Нееет! Нет же! Если только мой бывший муж не есть сам Сатана! Потому что за всю мою жизнь я совокуплялась только с ним.
Ламберт совершенно неожиданно резко повернулся и посмотрел на «прокурора».
– Пусть ее проверят прямо сейчас! Пусть удостоверятся в том, что эта грязная женщина лжет и суд честный в своих обвинениях.
Голос герцога заставил всех замолчать, и стихли даже ропот стражников у выхода из залы и голоса людей снаружи.
– Пусть ее осмотрит лекарь и вынесет свой вердикт. Если графиня Блэр не девственница, ее казнят сегодня же, но вначале отдадут на потеху солдатам.
О Боги! Какая девственность? Я была замужем… Мою девственность он и забрал несколько лет назад. Я хотела было кинуться к трону, но меня удержали, а мой взгляд скрестился с дымчатыми глазами моего мужа. Я увидела, как изогнулся в ухмылке красивый и безумно чувственный рот, но эта ухмылка не коснулась его глаз.
Он сдержал свое слово. Герцог Ламберт был на редкость честным человеком, хотя в отношении того – человек ли он, я не была уверена с самой первой встречи. И за время своего пребывания в замке поняла, что в этом были не уверены и другие. То, как они все смотрели на него, как склоняли головы, едва он появлялся, и не осмеливались поднять на него взгляд. Стоило Моргану заговорить, и смолкали все голоса, воцарялась тишина, как будто они боялись… смертельно его боялись. В свой первый день на конюшне я поняла, что это далеко не самое худшее, что могло со мной произойти, и в какой-то мере находиться подальше от герцога и его бешеного нрава намного лучше, чем мозолить ему глаза, пребывая в замке. И все же внутри саднило этим едким разочарованием, этим пониманием, что меня намеренно унижают и тыкают лицом в грязь, чтоб я и в самом деле ощутила себя полным ничтожеством… И пусть я не Элизабет Блэр… но Моргану Ламберту удалось пробудить во мне это ощущение собственной никчемности, как и невыносимое влечение, которому нет ни единого объяснения, кроме одинаковой внешности с моим мужем.
Работе меня учил пожилой конюх Шварц. Он напоминал мне гнома Ворчуна. Не потому что был мал ростом, а скорее, выражением лица, большим носом-картошкой с сизыми венами на кончике. Его глаза слегка косили, и очень маленькие круглые очки придавали вытянутому лицу еще больше забавности. Седые волосы щеткой торчали из-под великоватой потрёпанной шляпы, похожей на колпак, а башмаки с чуть загнутыми носками дополняли образ, как и хромота на одну ногу. Я бы назвала его безобразным, если бы не его уважительное отношение и какое-то внутреннее благородство. Я думала, что этому миру оно совершенно чуждо. Шварцу помогал молодой парнишка Оливер. Не знаю, сколько ему лет, но он моложе меня самой… точнее, моложе Элизабет, а меня и подавно. Огромного роста, похожий, скорее, на гориллу, а не на человека, светло-соломенную гориллу под два метра ростом, обросшую мышцами, с широченными запястьями, бычьей шеей и тяжелой поступью. Его квадратное лицо с тяжелым подбородком было очень добродушным, а светло-голубые глаза светились каким-то внутренним огнем, не подвластным пониманию. Едва он меня увидел, как его покрытые юношеским пухом щеки залил румянец.
– Что уставился? Иди займись Ураганом, он вчера колючку загнал в ногу.
Парень беспрекословно послушался и тут же ушел в соседнее стойло.
Рядом с лошадьми Шварц преображался, его неопределенного цвета глазки начинали светиться и гореть ярким пламенем, он со страстью и азартом рассказывал мне о каждом питомце, описывал какими болезнями они переболели, сколько им лет и когда и у кого день рождения. Каким образом попали к герцогу и кем были их родители. Миша обожал лошадей, мы часто ездили на ипподром, и он научил меня верховой езде. Конечно, я не была в этом профессионалом, но влезть в седло могла.
– Вы не бойтесь их, они все чувствуют и понимают. Дадите слабину, и затопчут. Лошади очень гордые и сильные животные, но они готовы склонить голову перед человеком, если посчитают его достойным.
Он подводил меня к каждому стойлу и описывал характер животного.