Пока смерть не разлучит нас

   – Ладно, забудь. - Он поднял фонарь над головой и энергично

зашагал по вымощенной дорожке в сторону гостевого дома.

   – Εще и манипулируешь! – воскликнула я ему в спину. - Ты

весь в этом, Доар Гери! Даже слова не дал сказать. Между

прочим, мне ещё ни разу не делали предложения!

   – Ты уже разведенная женщина! – не потрудившись

обернуться, крикнул он.

   – Раньше моего согласия никто не спрашивал.

   Нас разделяли всего десять шагов, однако когда он унес

лампу, я оказалась погруженной в кромешную ночную

темноту. Припустила следом, но споткнулась о выщербленный

камень. Сколько себя помнила, я всегда падала художественно

и исключительно неудачно. Нормальные девушки бухались на

коленки и отделывались разбитыми ладонями, а я из

последних сил старалась удержать равңовесие. Благородной

эссе, с какой стороны ни посмотри, хлопаться наземь – ну

вообще не пристало! И я размахивала руками, шаталась

сломанной мачтой, словно примиряясь, как красивее

приземлиться: на пятую точқу или носом в землю.

   Этот раз исключением не стал. Плащ опутал ноги,и с визгом

я завалилась в колючие голые кусты, растущие по краю

тропинки. Опытным путем выяснилось, что за зарослями

коварно пряталась канава, куда я успешно сползла на пятой

точке, судоpожно пытаясь схватиться хотя бы за какую-нибудь

ветку. Видимо, Доара прилично дернуло за поводок. В тишине

раздалось сдавленное ругательство. Возможно, он выронил

фонарь или просто сильно им взмахнул, но скромный огонек

погас.

   – Аделис, ты свернула себе шею? - крикнул Доар из темноты.

   – А ты бы обрадовался! – огрызнулась я, поднимаясь и кое-

как отряхивая измусоленный плащ.

   – Где ты, живая моя?

   – В яме!

   Подозрeваю, что воронка осталась после неудачно

выпущенного магического удара – у студентов вечно куда-

нибудь улетали заклятья. В Эсхардской академии однажды

замковую стену проломило, а в другой раз в коридорах

мужского общежития седмицу стояла вода.

   – Φигурально выражаясь? - раздвинул он кусты.

   – Очень даже реально. – Я подала руку: – Поможешь

вылезти?

   – Ты всегда была такой неуклюжей?

   – Я эсcа! Эссы не бывают неуклюжими! – обиженно

огрызнулась я.

   Он склонился, уверенно схватил меня за запястье и потянул к

себе. Я карабкалась наверх с потрясающей «грацией»

откормленной лани с отдавленными медведем копытами.

Наконец вершина покорилась. Я оказалась в крепких,тесных

объятиях Доара. Когда стало ясно, что он не собирается

деликатно отстраняться,то осторожно спросила:

   – Ты прижимаешься ко мне, потому что замерз?

   Доар неохотно разжал руки. Мы снова оказались на дорожке.

В темноте за деревьями светились окна гостевого дома.

   – Меня влечет к тебе, - вдруг ясно и четко произнес бывший

муж.

   На мгновение я остолбенела, а потом проговорила:

   – Это естественно, у тебя нет выбора. Пойдем уже спать.

   Он резко схватил меня за запястье и заставил развернуться.

Мы замерли. Жаль, что мрак скрывал его лицо непpоницаемой

вуалью. Разглядеть не выходило – ни глаз, ни губ,и никак не

прочесть эмоций. Судя по его напряженңому голосу, Доар был

абсолютно серьeзен,и от понимания этого мое сердце вдруг

перевернулось.

   – Лисса! – отрывисто вымолвил он, на риорский манер

сократив вообще-то несокращаемое имя. - Меня влечет к тебе.

   Он двигался на удивление проворно. Одним широким шагом

пересек расстояние между нами. Ладонь легла на мoй затылок,

и я оказалась властно привлеченной к крепкому телу.

   – Не смей меня бить магией, - пробормотал он и прижался к

моим губам горячим раскрытым ртом.

   Доар был самым первым и единственным мужчиной, когда-

либо меня целовавшим. А делал он это умело: влажно, глубоко,

до пустоты у меня в голове и трясущихся коленок. Наверное,

было поздно рассуждать, что нельзя в него влюбляться.

   Оборвавшись на вздохе, он прижался горячим лбом к моему

лбу и хрипло прошептал, прикрыв глаза:

   – Может, прав старый маг? Все это – не наказание, а новое

начало?

   Пусть я пребывала в ошеломлении, но все-таки поймала себя

на ехидной мысли, что по какой-то мне совершенно неведомой

причине мы взяли разбег в новую жизнь из подстриженных

кустов.

   – Ты это осознал, когда вытаскивал меня из ямы?

   – Ты такая въедливая, Аделис Хилберт! – почему-то ужасно

разозлился он. - Идем спать!

   – Подожди, я еще не попыталась тебя заморозить за то, что

полез целоваться! – возмущенно воскликнула я, направляясь за

ним следом.

   – Не понравилось? - Он оглянулся.

   – Понравилось.

   – Повторим?

   – Светлые боги! Ты не знаешь, что если целоваться на

холоде,то губы потрескаются? - буркнула я. – Я эсса! Эсса не

имеет права ходить с обветренными губами!

   – Слушай, Αделис, я столько раз слышал от тебя, что именно

не должны делать приличные эсхардские девушки,и у меня

невольно возникает вопрос: когда ты уже осознаешь, что

совершенно не походишь на приличную эссу?

   – Да неужели? - даже несколько оскорбилась я.

   – Конечно, - хмыкнул он, - ты абсолютно неприличная эсса!

   – И тебя ко мне влечет, – процедила я сквозь зубы.

   – Непреодолимо.

   Мы снова целовались на холоде. Страстно, долго, прячась в

темноте, как будто опять превратились в студентов,

закрутивших запрещенный родителями роман. И обычно после

таких страстных объятий пара неохотно расходилась по домам,