Пока смерть не разлучит нас (ЛП)

Будучи еще в сознании, предусмотрительный Шэнь Старший пригласил в Тянцзинь доверенные лица вдобавок к нанятым адвокатам для подготовки завещания. Его старший сын, хотя и больший возрастом, был меньшим мозгами и начал шнырять, пытаясь разнюхать детали завещания. Тем временем, Шэнь Ляншэн оставался неизменным. Все посредники были верны старику. Как мог старший брат о чем-то догадаться, если Шэнь Ляншэн до сих пор не смог?

Естественно, Шэнь Кечжэнь почти сразу же узнал о подлом поведении сына. Он был так разъярен, что колотил по кровати, но так как был слишком слаб, чтобы наделать много шума руками или бранить кого-то во весь голос, все закончилось только хрипом. Луи тотчас сделал ему укол успокоительного и убедился, что с ним все в порядке перед уходом.

Проснувшись на следующее утро, мужчина уже мог разобрать силуэт человека у его кровати, силуэт, что он любил. Он слабо дотянулся до руки этого человека, выдохнув хриплым голосом: «Чжэнь-чжэнь».

Шэнь Ляншэн сидел у кровати, когда почувствовал руку отца на своей. Он не уловил, что сказал старик, и наклонился, тихо спрашивая: «Что это было?»

Но его отец не ответил. Мужчина только покачал головой, в то время как по лицу его текли слезы. Затем он устало закрыл глаза и, казалось, снова провалился в сон.

Прошло уже два дня с тех пор, как Шэнь Ляншэн последний раз был в офисе, так что ему нужно было съездить туда сегодня. Посмотрев на отца несколько минут, он позвал медсестру. Выйдя из комнаты и спускаясь по лестнице, мужчина зажег сигарету.

Посреди лестницы Шэнь Ляншэн остановился, осознав, что сказал его отец: он уже почти забыл, что в китайском имени матери был иероглиф «чжэнь».

Именно в этот момент Шэнь Ляншэн, наконец, признал, что был один. Люди в его жизни покидали его один за другим, и он думал, что ему наплевать вплоть до того, что почти забыл имя своей матери.

Возможно, в один день он забудет имена их всех, имена тех, кто уже ушел и тех, кто еще уйдет. Однако сейчас в этом пустом доме, наполненном смертью, он боялся, боялся того, что в один день его разум тоже опустеет.

Он докурил сигарету. Лишь на секунду ему захотелось поехать и увидеться кое с кем, просто чтобы сказать, что он скучает по нему.

Однако в итоге он поехал в офис. На обратном пути в особняк отца он заехал в свое поместье на Кембридж Роуд и взял из кабинета «Сонеты с португальского», единственную вещь своей матери, что он оставил.

Если бы он должен был по кому-то скучать из всех людей, что его оставили или еще оставят, то это была бы его мать.

Шэнь Ляншэн положил слегка потрепанный сборник стихов у подушки. Той ночью, перед сном, он открыл случайную страницу и начал читать. Шэнь Ляншэн остановился в конце стиха и прочитал его несколько раз, перед тем как закрыть книгу, запирая слова, которые вызвали воспоминания, не имеющие никакого отношения к его матери.

«Сейчас – любовь. А завтра где она?

Конец любви, проклятие влюбленным.

Так взгляд летит с высокого холма

За реки сладкие к морям горько-соленым»*.

В конце июня Шэнь Старший наконец отправился на встречу со своим создателем. Когда Цинь Цзин увидел некролог, он сидел, сжимая газету, и повторял себе: «Ты был тем, кто закончил эти отношения. Ты не можешь вернуться, чтоб увидеть его».

Сяо-Лю тоже видел некролог, но не упомянул об умершем, когда навещал Цинь Цзина той ночью. Он занес еду своему другу и начал ворчать: «Чем это ты занимаешься все эти дни? Ты постоянно говоришь, что не можешь прийти на ужин, и я всегда должен приносить тебе поесть».

Его слова были резкими, но скрывающиеся за ними мысли - добрыми. Сяо-Лю добавил, убедившись, что друг доел свою еду: «Ты даже не собирался есть, если б я не принес тебе это. Только посмотри на себя. Я больше тебя в три раза!»

«Горизонтально или вертикально?» - засмеялся Цинь Цзин, собирая посуду, чтобы помыть на кухне.

Видя, что друг все еще может шутить, Сяо-Лю почувствовал некое облегчение и отбросил идею убедить его увидеться с Шэнь Ляншэном. Вообще-то, он был рад их разрыву. Хотя Цинь Цзин и потерял много веса за последние месяцы, у него было хорошее настроение. Как говорится, лучше вырвать зуб, чем мучиться от боли, а жизнь может продолжаться и без этого зуба.

Причиной потери учителем веса являлся его график. В Тяньцзине дела выглядели плохо, но в Пекине они были еще хуже, и все националистические

организации Северного Китая в прошлом году переместились в Тяньцзинь. Все школы Тяньцзиня отказались прекращать уроки на китайском и изменять учебники как акт неповиновения попытке японцев поработить Китай через образование. Шэн Гун был школой для девочек, где с самого начала было мало учеников, но сейчас все стало и того хуже. Однако, по словам Лао-У, уроки должны были продолжаться, и чем больше, тем лучше. Черта с два они позволят китайским детям говорить на языке дьявола.