Пока смерть не разлучит нас (СИ)

   – Заморозь паршивку, - с почти неприличным спокойствием

приказал он.

   – Ты о маме?! – возмущенно охнула я.

   – О горгулье. - Если бы он являлся девицей,то точно манерно

закатил бы глаза.

   – Не на-адо! – оперым голосом пропела матушка.

   Но было ясно, что горгулья напугана и не собирается

отпускать жертву, пока у той на голове осталось хотя бы три

волосинки, за которые можно цепляться.

   – Мама, просто замри на секунду! – приказала я. Неожиданно

та действительно встала посреди спальни и расставила руки.

Секундой позже в горгулью полетел магический светляк,

блеснувший в воздухе голубоватой вспышкой. Я упоминала, что

с меткостью у меня иногда случались осечки? Особенно, если

разбудить среди ночи. Каминная полка с карточками в рамках

покрылась льдистой корочкой. С края вытянулись длинные

тонкие сосульки, но тут же начали таять от тепла, сочившегося

от мирно тлеющих углей.

   – Браво, Аделис. Глаз-алмаз, - прокомментировал Доар.

   Но мама справилась сама. Новая вспышка рассекла воздух, и

горгулья окаменела… по-прежнему цепляясь за волосы. т

собственного магического удара благородную эссу

припорошило,и она потеряла равновесие. Ухнула вниз и

диковато хлопнула глазами.

   – Убилась, – пробормотала она.

   – Зачем же так резко-то себя… да магией по голове? – Доар с

фальшивым сочувствием поцокал языком.

   Я бросилась к родительнице.

   – Обопрись на меня.

   Добротой она не преминула воспользоваться и налегла всем

телом. Выпрямиться оказалось сложно. Коленки дрожали от

тяжести.

   – Помочь не хочешь? - рявкнула я в сторону мужчины.

   Скрестив руки на груди, он с живейшим интересом следил за

нашими пьяными качаниями, а потом нахально заявил:

   – Я вам помогаю.

   – Чем же? - проскрипела я.

   – Не мешаю и сочувствую.

   – Можешь посочувствовать, участвуя телесно? – процедила я.

   Нехотя Доар все-таки сдвинулся с места. Мы усадили

родительницу на диван. Выглядела она чудовищно. Особенно

учитывая, что к взлохмаченной, торчащей в разные стороны

шевелюре диковинной шляпкой прицепилась окаменелая

горгулья.

   – Светлые боги, – трагично прошептала мама, ощупывая

тварюшку нервными пальцами, - за что вы так со мной? Я же

просто хотела пожелать вам теплых снов.

   – В середине ночи? - любезно уточнил Доар. - Поверьте, дае

без пожеланий сны у нас были теплейшие.

   – Вы хам, молодой человек! – театрально всхлипнула она,

хотя в жизни своей не проронила ни одной слезы и искренне

считала, что высокородным эссам плакать неприлично. – Были

хамом в двадцать лет,и в тридцать – хамом остались! Почему,

делис,ты не смогла связаться магическим поводком с кем-

нибудь поприличнее?

   – Не свезло, - не удержался Доар от ироничного замечания, и

я на него шикнула. Мол, зачем травишь испуганную

несчастную женщину.

   Отодрать горгулью от маминых волос без жестокости не

удавалось – пришлось бы выстричь пряди, ведь белые

ухоженные локоны вросли в окаменелые когтистые лапки

тварюшки.

   – Как же я теперь? - испуганная мама, естественно

отказавшись подстригаться под тифозную больную, смотрелась

в ручное зеркальце. – Когда это дьявольское существо

очухается?

   – В последний раз она проспала часов девять, – задумчиво

припомнила я, сколько времени мы добирались до академии.

   – Хочешь сказать, что я не смогу выйти из ваших покоев до

позднего утра? - воскликнула матушка.

   – Ну почему же? - немедленно встрял в разговор Доар. -

Сейчас все спят, никто не заметит, если вы тихонечко нас

покинете… Я имею в виду, вернетесь в спальню. Главное,

слугам завтра не открывайте.

   – Еду вы мне принесете? - в голосе мамы мелькнуло плохо

сдержанное возмущение.

   – Мы с раннего утра уезжаем в город по делам, - для чего-то

соврал Доар, - так что, эсса Хилберт, придется чуточку

поголодать.

   – Мама, он просто шутит, - cтрельнула я в благоверного

многозначительным взглядом. - Я обязательно занесу тебе

завтрак.

   – Но если это отвратительное создание проснется, когда я

буду oдна,и снова нападет? - патетично воскликнула матушка,

видимо, подозревая, что несчастная горгулья – не испуганный

детеныш, а серийный убийца, задавшийся целью порешить

благородную эссу.

   – Будем честны, эсса Хилберт, простo не стоит вламываться в

чужие комнаты! – выказывая некоторое раздражение, заметил

Доар.

   Матушка проигнорировала его, продолжая причитать:

    – Светлые боги, а если она мне что-нибудь откусит? Палец

или… или вообще нос?! Как я могу остаться одна в такoе

страшное время…

   – Стоп-стоп-стоп, – категорично прервал поток жалоб Доар, -

вы же не намекаете, что собираетесь спать в наших покоях?

   Мы с родительницей одарили его умоляющим взглядом.

   – Нет! Не обсуждается! – не терпящим возращений тоном

отказал он страдающей теще в ночном приюте…

   Маме постeлили на диване перед камином. Она пыталась

строить трагический вид умирающей властительницы, но

статуя на голове портила впечатление. Я пыталась найти в

душе сочувствие, но каждый раз, когда взгляд падал на

фигурку, запутанную в белых волосах, хотелось издевательски

расхохотаться в голос. Клянусь, я чувствовала себя отмщенной

за все неприятные эпитеты, выслушанные в течение жизни,и

даже немножко за историю пятилетней давности.

   – Теплых снов, - пожелала я, аккуратно накрывая

родительницу тонким oдеялом.