Пока смертные спят

Когда я зашел к Ники, хозяин принимал душ, распевая с громкостью оркестровой тубы. Я присел подождать.

Стены однокомнатной квартирки были сплошь оклеены фотографиями его отца и афишами отцовских выступлений. На столе в компании метронома, кофейника, треснутой чашки и засыпанного сигаретным пеплом блюдца лежал блокнот. Из него в три стороны топорщились края вложенных газетных вырезок об отце.

На полу валялась пестрая пижама и утренняя корреспонденция – письмо с приколотым к нему банковским чеком и фотографией. Письмо, конечно, от матери – она никогда не писала Ники, не приложив к посланию какой-нибудь сувенир в память об отце из своих бездонных запасов. Чек представлял собой часть доходов от магазинчика подарков. Суммы, поступавшие от матери, были невелики, но Ники как-то ими обходился, поскольку больше денег взять ему было неоткуда.

Из ванной появился Ники – большой, смуглый, медлительный, весь лоснящийся от воды.

– Ну, как звучит?

– Мне-то откуда знать. Я различаю только то, что громко, и то, что тихо. И это было очень громко. – Я соврал Джино по поводу книжек: на самом деле я пришел за десяткой, которую Ники занял у меня три месяца назад. – Так что там насчет моих десяти баксов?

– Да отдам я! – воскликнул он с чувством. – Все, кто был добр к Ники, пока он был никем, разбогатеют, когда он станет богат!

Ники не шутил. Именно в таком тоне и в таких выражениях говорила о нем его мать – без тени сомнения в его грядущем успехе. Именно это Ники слышал и повторял о себе всю свою жизнь. Иногда он и вел себя так, словно уже достиг славы.

– Очень мило с твоей стороны, только давай я лучше заберу свою десятку сейчас и освобожу тебя от обязанности делиться будущим богатством.

– Это что, сарказм? – Улыбка Ники погасла. – Ты намекаешь, что не настанет тот день…

– Нет, нет, стоп! Настанет тот день. Наверное. Откуда мне знать? Мне просто нужна моя десятка, чтобы нанять грузовик и перевезти вещи.

– Деньги!

– А куда без них-то? Нам с Эллен переезжать надо.

– Я как-то и без них обхожусь. Сначала война, четыре года жизни – пф, и нету! А теперь еще о деньгах надо думать…

– Что, моя десятка тоже отберет у тебя годы жизни?

– Десятка, сотня, тысяча… – Ники удрученно опустился на стул. – Джино говорит, это и в голосе у меня слышно. Неуверенность, в смысле. Говорит, я пою о счастье, а неуверенность в завтрашнем дне все отравляет. Пою о несчастье – и тоже все не так, потому что мое несчастье не велико, не благородно, это всего лишь презренные финансовые трудности…

– Так говорит Джино? Я думал, чем голоднее артист, тем больше простор для его таланта.

Ники фыркнул.

– Наоборот! Чем богаче, тем лучше, особенно это певцов касается.

– Я шутил.

– Прости, что я не смеюсь. Люди, которые продают болты и гайки, и локомотивы, и замороженный апельсиновый сок, вот у них миллиарды, а те, кто пытается привнести в этот мир толику красоты и смысла, с голоду помирают.

– Ты ведь пока не помираешь вроде?

– Физически – нет, – признал Ники, похлопав себя по животу. – Но дух мой жаждет безопасности, чувства собственного достоинства, излишеств хоть каких-то…

– Ну-ну…

– Да много ты об этом знаешь! Ты-то устроен – пенсионная программа, регулярные прибавки, бесплатная страховка на все, что можно…

– Даже неловко предлагать тебе, Ники, но…

– Да знаю, знаю! Ты сейчас скажешь: «А что б и тебе не устроиться на работу?»

– Я собирался сформулировать это более дипломатично. Вовсе не обязательно бросать занятия вокалом, ты просто мог бы обеспечить себе немного денег и капельку уверенности в завтрашнем дне, пока берешь уроки у Джино и готовишься к звездному часу. Нельзя же целыми днями петь.

– Можно и нужно! И я так и делаю!

– Найди работу на свежем воздухе и пой в свое удовольствие.

– Я подхвачу бронхит. И сам подумай, как наемный труд воздействует на мой дух – необходимость лизать сапоги, поддакивать, пресмыкаться…

– Действительно, наемный труд – это просто ужасно.

Раздался стук в дверь, и вошел Джино.

– А, ты еще здесь, – сказал он мне. – Привет, Ники, вот тебе утренняя газета. Я уже прочитал, мне она не нужна.

– Мы тут, маэстро, ведем беседы о неуверенности в завтрашнем дне, – сообщил я.

– Да, тема неисчерпаемая, – проговорил Джино задумчиво. – Эта беда ломала хребты покрепче наших и украла у мира бог весть сколько красоты. Сколько раз я подобное наблюдал, подумать страшно.

– Со мной такого не случится! – с жаром вскричал Ники.

– А что ты тут можешь сделать? – Джино пожал плечами. – Подашься в бизнес? Нет, ты слишком тонкий и артистичный. Конечно, если ты все равно соберешься пойти мне наперекор и попробовать, искать надо в разделе объявлений. Но я против. Это ниже твоего достоинства. Ты мог бы вложиться во что-то, сколотить состояние, а потом быстренько продать все и посвятить себя раскрытию голоса… но мне эта идея не по душе. Я чувствую за тебя ответственность.

Ники вздохнул.

– Давайте сюда газету. Обывателям не понять, какую цену платит артист, чтобы расцветить их жизнь красотой. – Он повернулся ко мне как к воплощению всех обывателей на свете. – Ты хоть понимаешь, о чем я?