Он снова посмотрел на фото, а Рита тем временем продолжила:
– Она смотрит на реку так, словно что-то там ищет. Она тоскует. Каждый день она чего-то ждала, а это что-то не появлялось, но она продолжала тосковать, ждать и надеяться, хотя надежда с каждым днем таяла. И вот сейчас она уже просто ждет, без всякой надежды.
Он присмотрелся. Рита была права.
– Так чего же она ждет?
И в следующий миг сам нашел ответ на этот вопрос.
– Своего отца, – произнес он.
– Свою мать, – одновременно с ним произнесла Рита.
– Неужели она и вправду дочь Робина Армстронга?
Рита нахмурилась.
– По словам Хелены, девочка никак не реагирует на его присутствие. Впрочем, если она уже давно его не видела – а он говорил об этом в «Лебеде», – в этом нет ничего удивительного.
– То есть она все-таки может быть его дочерью.
Рита помолчала, по-прежнему хмурясь.
– Робин Армстронг не тот человек, каким он себя выставляет.
Как понял Донт из последовавшей паузы, она прикидывала, стоит ли с ним откровенничать. Наконец она решилась:
– Его обморок в «Лебеде» был притворным. Я тогда держала его за руку, и пульс все время оставался стабильным. Это была инсценировка.
– Но зачем ему это понадобилось?
Ее лицо вмиг помрачнело и осунулось, как бывало всякий раз, когда ее мысль наталкивалась на какую-то преграду.
– Я не знаю. Но этот молодой человек в действительности не таков, каким хочет казаться.
Дождь почти прекратился. Она надела перчатку, а когда потянулась за второй, обнаружила ее в руках Донта.
– Когда можно будет снова вас сфотографировать?
– Неужели у вас нет дел поважнее, чем фотографирование сельских медсестер? По-моему, одного снимка вполне достаточно.
– Отнюдь. Далеко не достаточно.
– Можно мою перчатку?
Было понятно, что с ней не пофлиртуешь даже по такому пустячному поводу, как перчатка. Флирт здесь не срабатывал. Она отказывалась от этой игры намеков и напускной галантности. Прямота и открытость – таков был единственный подход, который она признавала.
Он отдал Рите перчатку, и она повернулась к выходу.
– Когда я увидел, как вы общаетесь с девочкой…
Она задержалась у двери, спина ее заметно напряглась.
– Я вот к чему: а сами вы никогда не хотели…
– Завести ребенка?
Какая-то нотка, промелькнувшая в ее голосе, обнадежила Донта.
Она развернулась и посмотрела ему в лицо:
– Мне тридцать пять лет. Я уже слишком стара для этого.
Это был недвусмысленный отказ.
В наступившей тишине выяснилось, что дождь перед тем успел прекратиться, но совсем ненадолго, потому что теперь капли вновь застучали по крыше.
Рита издала сердитый возглас и поправила шарфик. Донт осторожно, прижимаясь к стенке, обогнул ее, чтобы открыть дверь; в этом танце оба подчеркнуто старались держаться как можно дальше друг от друга.
– Проводить вас до дому?
– До него всего-то дюжина шагов. Оставайтесь здесь и не мокните зря.
С этими словами она покинула каюту.
«Тридцать пять, – подумал он. – Она еще достаточно молода. И при словах о ребенке в ее голосе, кажется, была неуверенность?»
Он начал вспоминать тот обмен фразами, пытаясь в точности восстановить все интонации, но его слуховая память не шла ни в какое сравнение с визуальной, а он не хотел впустую тешить себя надеждами, выдавая желаемое за действительное.
Закрыв дверь, он привалился к ней спиной. Для женщины вполне естественно желать детей, разве нет? У его сестер были дети, а его бывшая жена Мириам расстраивалась из-за того, что так и не стала матерью.
Он взял со стола фотопластинки, но, прежде чем убрать их на место, еще раз взглянул на последний снимок. Девочка смотрела на реку с тоской и ожиданием. Высматривала своего отца? Что ж, он вполне мог в это поверить. Он бросил долгий и печальный взгляд через плечо, потом убрал пластинки в коробку и помассировал веки костяшками пальцев, как будто избавлялся от наваждения.
Джинн из чайника
Уровень воды приближался к верхушке первого столба, чего и следовало ожидать после таких дождей. Этот паводок повторялся из года в год и мог продолжаться от одного дня до недели. Лили была настороже. Впрочем, опасных признаков пока не наблюдалось. Река не устремлялась вперед с бешеной скоростью, но и не замедлялась сверх меры, тая в себе угрозу. Она не ревела, не шипела и не плевалась брызгами на подол ее юбки, а текла ровно и спокойно, занимаясь своим речным делом и не обращая никакого внимания на Лили с ее ничтожными заботами.