Пока течет река

– Дорогой, мы не можем вечно держать ее взаперти. На ярмарке будет столько всего интересного для ребенка. Ей наверняка понравятся лодочные гонки. Это просто жестоко – лишать ее такого удовольствия.

С появлением девочки их жизнь кардинально изменилась к лучшему. Счастье Хелены обернулось для него таким огромным облегчением, что он и сам чувствовал себя почти счастливым. Возобновившаяся любовь так напоминала первые годы супружества, что о долгом периоде отчаяния можно было забыть как о кошмарном сне. Они похоронили печальное прошлое и жили прекрасным сегодняшним днем. Но по мере того как вновь обретенная семейная гармония утрачивала прелесть новизны, ему все труднее было обманываться, уверяя себя, что она покоится на прочном основании. Девочка, которую они сейчас держали за руки, – с ее безмолвной невозмутимостью, бесцветными волосами и бездонными, переменчивыми глазами – была одновременно и причиной их счастья, и угрозой ему.

В дневное время Воган был обычно занят разными делами, отвлекавшими от навязчивых мыслей, но по ночам его снова начала мучить бессонница. Его преследовали варианты одного и того же сна. В нем Воган шел по какой-то местности – это мог быть лес, или песчаный пляж, или поле, или огромная пещера – и что-то искал. Затем, выйдя на поляну, или обогнув дерево, или пройдя каменную арку, он видел ее, свою дочь, которая, судя по всему, провела здесь долгое время в ожидании отца. Она поднимала руки с криком «Папочка!», он бросался вперед, чтобы заключить ее в объятия, сердце переполнялось благодарностью и любовью – и вдруг он понимал, что это не Амелия. Это была все та же девочка. Подменыш, проникший в его сны и снабдивший своим лицом воспоминания о его настоящей, потерянной дочери.

Что касается Хелены, то она не осознавала, насколько хрупким было их блаженство; вся тяжесть переживаний легла на Вогана. Это отдаляло его от жены, о чем она пока не догадывалась. Твердо уверовав в то, что девочка является настоящей Амелией и что ей удалось убедить в этом мужа, Хелена окружила свою веру системой обороны, внушительной, как замок со рвами и башнями. И только он один знал, до чего хлипкими были все эти укрепления в действительности.

Когда сны показали ему, с какой легкостью лицо этой девочки может накладываться на лицо Амелии, у него возникло сильное искушение разделить с Хеленой ее уверенность. Иногда это казалось настолько простым и естественным решением проблемы, что он досадовал на собственное упрямство. Он уже называл девочку Амелией в присутствии жены. Он преодолел большую часть пути в нужном направлении. Но все упиралось в одну и ту же вещь. В знание. Где-то глубоко за всем этим скрывалась та девочка, лицо которой он даже не мог вспомнить, но которую он не мог – и не хотел – забыть.

Но и этим все не ограничивалось. Когда он ночью лежал в постели, спящий или бодрствующий, когда он искал свою дочь в разных воображаемых местах и раз за разом натыкался на девочку-подменыша, порой в поле его зрения вплывало еще одно лицо, и у него тотчас сжималось сердце. Робин Армстронг. Ибо при всей привлекательности этой идеи – поддаться счастью и позволить чужой девочке заменить родную дочь в его сердце и сознании, как она уже заменила ее в их доме, – он сознавал, что тем самым отнимает родную дочь у другого человека. Конечно, Воган хотел, чтобы Хелена была счастлива, но что, если ее счастье достигалось ценой страданий другого человека – точно таких же страданий, какие совсем недавно испытывали они сами? Вот почему, наряду с этой девочкой и настоящей Амелией, в его сны вторгался и Робин Армстронг, всякий раз заставляя Вогана цепенеть от ужаса.

Уже на подходе к ярмарке стало ясно, что там царит столпотворение. Воган заметил, что некоторые люди смотрят на них с интересом, оглядываются и показывают пальцами. Какие-то фермерши попытались сунуть цветы в руки девочки, кто-то погладил ее по голове, маленькие дети подбегали, чтобы ее поцеловать.

– Сомневаюсь, что все это ей на пользу, – тихо произнес Воган, когда дюжий гравийщик присел перед ней на корточки и сыграл короткий пассаж на скрипке, а потом с самым серьезным видом приложил свой указательный палец к ее щеке.

Хелена сердито фыркнула, чего обычно себе не позволяла.

– Все та же дурацкая история. Они думают, что в ней есть чудотворная сила – как в талисмане или тому подобных вещах. Просто глупые предрассудки, со временем это пройдет. В два часа начинаются лодочные гонки. Тебе незачем тут оставаться, если не хочешь. А мы собираемся их посмотреть, – сказала она решительно и обернулась к девочке. – Идем.

Воган почувствовал, как маленькая ладошка выскользнула из его руки. Когда Хелена развернулась, его ноги как будто приросли к земле, и в этот момент нерешительности его отвлек разговором один из арендаторов. С трудом от него избавившись, Воган огляделся, но его жены и девочки уже нигде не было видно.