Она кивнула, не понимая, к чему он клонит.
– Разрыв между четырьмя и сорока четырьмя составляет сорок лет, миссис Уайт.
Она нахмурила брови.
– Сколько лет было вашей матушке, когда она вас родила?
Лили задрожала.
– Ладно, попробуем по-другому. Когда вы в последний раз видели свою маму? Давно или сравнительно недавно?
– Давно, – прошептала она.
Пастор, предчувствуя впереди очередной тупик, выбрал новый маршрут:
– Предположим, ваша мать родила вас в шестнадцатилетнем возрасте. Тогда эту девочку она должна была бы родить сорок лет спустя, в свои пятьдесят шесть. То есть будучи на двенадцать лет старше, чем вы сейчас.
Лили моргала, пытаясь понять, к чему он забивает ей голову всеми этими цифрами.
– Догадываетесь, что я хочу сказать, приводя эти вычисления, миссис Уайт? Эта маленькая девочка
Лили смотрела вниз, на свои тапочки.
– А как насчет вашего отца? Сколько ему лет?
Лили вздрогнула:
– Он умер. Много лет назад.
– Что ж, тогда давайте посмотрим фактам в лицо. Ваша мать не могла родить эту девочку, для этого она была бы слишком старой. А ваш отец давно умер, так что и он не мог произвести ее на свет. Таким образом, она не может быть вашей сестрой.
Лили не отрывала взгляда от мокрых пятен на своих тапочках.
– Она моя сестра.
Пастор устало вздохнул и оглядел комнату в поисках нового источника вдохновения. Но увидел только свою недописанную проповедь на столе.
– Вам известно, что девочка поселилась в Баскот-Лодже с мистером и миссис Воган?
– Да, я это знаю.
– Если вы и впредь будете утверждать, что она ваша сестра, ничем хорошим это не закончится, миссис Уайт. И уж точно это не пойдет на пользу самой девочке. Подумайте об этом.
Лили вспомнила красные одеяла и полосатые желто-белые леденцовые палочки. И наконец-то подняла голову:
– Я это знаю. И я рада, что она там. Воганы могут позаботиться об Анне лучше, чем смогла бы я.
– Девочку зовут Амелия, – мягко поправил ее пастор. – Это их дочь, которая была похищена два года назад.
Лили растерянно заморгала.
– Пусть называют ее как хотят, – сказала она. – Я никому не доставлю неприятностей. Ни Воганам, ни ей.
– Вот и славно, – промолвил пастор, но морщины на его лбу так и не разгладились. – Вот и славно.
Разговор, похоже, подошел к концу.
– Вы меня уволите, преподобный отец?
– Уволить? Боже мой, нет!
Она сложила руки в районе сердца и неловко поклонилась – для реверансов ее колени были недостаточно гибкими.
– Благодарю вас, преподобный. В таком случае могу я заняться стиркой?
К тому моменту пастор уже вернулся за стол и начал просматривать написанный текст.
– Стиркой?.. Да, миссис Уайт.
Она постирала белье (а также погладила простыни, заправила постель, подмела полы, выбила пыль из ковриков, отмыла налет с кафельной плитки, наполнила поленьями обе дровницы, выгребла золу из очага, стерла пыль с мебели, вытряхнула шторы, взбила подушки, прошлась мягкой метелочкой по картинам и рамам, до блеска начистила с уксусом все краны, приготовила пастору обед, оставив его на столе под салфеткой, вымыла плиту и навела идеальный порядок в кухне), после чего вновь постучалась в дверь кабинета.
Священник отсчитал недельную плату, выкладывая деньги ей на ладонь. Лили оставила себе несколько монет, а остальные, как обычно, вернула на хранение хозяину дома. Он достал из ящика письменного стола жестяную коробку со сбережениями Лили, открыл ее и развернул лежавший поверх денег листок бумаги. Там были отмечены все ее взносы с указанием дат – как пастор когда-то, еще в самом начале, объяснил Лили. Он сделал запись под сегодняшним числом и подвел промежуточный итог:
– Получается кругленький капиталец, миссис Уайт.
Она кивнула и коротко, нервно улыбнулась.
– У вас нет намерения потратить часть этих денег? Например, купить пару перчаток? На улице сейчас очень холодно.
Она покачала головой.
– Что ж, тогда попробуем что-нибудь вам подыскать… – Он ненадолго покинул комнату и, вернувшись, протянул ей шерстяные перчатки. – Старые, но еще могут сослужить службу. Ни к чему им пылиться здесь без пользы, когда у вас мерзнут руки. Вот, берите.
Она взяла и осмотрела перчатки, связанные из толстой зеленой шерсти и прохудившиеся лишь в двух-трех местах. Эти дырочки легко можно было заштопать. Она уже заранее чувствовала, как тепло будет ее рукам во время утренних стояний у кромки воды.
– Спасибо, преподобный отец, вы очень добры. Но я все равно их где-нибудь потеряю.
Она положила перчатки на угол стола, попрощалась и вышла.
Обратный путь вдоль берега до лачуги получился более долгим, чем обычно. Ей пришлось заглянуть во множество мест, собирая объедки для свиней, притом что ее ноги страдальчески реагировали на каждый новый шаг. Руки, конечно же, замерзли. В детстве у нее имелись варежки. Ее мама связала их из алой пряжи и соединила длинным шнурком, продетым через оба рукава, чтобы их невозможно было потерять. Но Лили все равно их лишилась. Нет, не потеряла – их у нее отобрали.