Пока течет река

Ньюмен и Хэвинс были не одиноки в попытках взглянуть на эту историю под особым углом. По мере того как очевидцы многократно рассказывали свои версии друг другу и посторонней публике, всплывали все новые подробности. Воспоминания сопоставлялись, а потом одобрялись или отвергались. Порой прийти к согласию не удавалось. Так, некоторые утверждали, что перед отправкой девочки в холодный флигель к ее губам подносилось перышко, хотя, по словам других, этот способ проверки дыхания применялся только к мужчине. Немало копий было сломано при обсуждении разных гипотез, объясняющих, каким образом Генри Донт сумел добраться от Чертовой плотины до Рэдкота в такой холод и на такой разбитой лодке. Рассказчики постоянно оттачивали свои повествования, намечали подходящие моменты для выверенных жестов, способных вызвать слезы у слушателей, и для эффектных пауз, дабы подержать публику в напряжении. Но никто из них так и не смог сформулировать убедительную концовку. После того эпизода в «Лебеде», когда девочка покинула трактир вместе с мистером и миссис Воган, история беспомощно зависала. «Так она вправду Амелия Воган или та, другая?» – спрашивал кто-нибудь из слушателей. Или: «Как это понимать: сперва была мертвой, а потом снова стала живой?»

Готовых ответов у них не было.

По первому из этих вопросов – чья это была дочь? – мнение подавляющего большинства склонялось в пользу Воганов. Возвращение ребенка, пропавшего два года назад, – ребенка, которого многие из них видели ранее, – импонировало им куда больше, чем возвращение никому не известной девочки, отсутствовавшей всего-то один день. Новая загадка пробудила интерес к событиям двухлетней давности, и похищение обсуждалось так живо, словно это произошло только вчера.

– Где же она могла пропадать целых – сколько? – два года?

– Рано или поздно она должна заговорить, и тогда все прояснится.

– Ох и не поздоровится тогда ее похитителям!

– Тут замешана ее няня, готов держать пари на всю свою получку. Помните ее?

– Та самая Руби, которая среди ночи вышла из дома?

– Это она так говорит. Мол, прогуливалась на берегу в полночь. Да кто ей поверит? Какая девица ни с того ни с сего пойдет гулять к реке в самый темный час самой долгой ночи в году?

– И как раз в эти дни здесь каждый год появляются речные цыгане. Она с ними стакнулась, не иначе. Руби и цыгане были заодно, попомните мои слова. Когда малышка заговорит, кое-кому придется несладко…

История с похищением, как и история найденной девочки, оставалась в подвешенном состоянии, но если бы удалось связать их между собой, это пошло бы на пользу обеим, придав им хоть какую-то завершенность.

Что касается второго вопроса, то он был предметом более продолжительных и, соответственно, более пьяных дискуссий.

Некоторым из этих людей мир казался настолько сложно утроенным, что они просто дивились ему, не считая нужным ломать голову над разгадками. Непознаваемость стала для них фундаментальным свойством бытия. Таким человеком был, в частности, гравийщик Хиггс. Его недельный заработок, в пятницу вечером казавшийся вполне достаточным для безбедного проживания, почему-то иссякал уже ко вторнику; в «Лебеде» на его счет вечно было записано больше пинт эля, чем он помнил употребленными внутрь; жена, которую он поколачивал разве что субботними вечерами – да и то через раз, – по совершенно непонятным причинам его бросила и теперь жила с кузеном местного торговца сыром; лицо, которое он видел отраженным в воде, когда сидел на берегу без крошки хлеба в желудке, без глотка эля, чтобы приглушить голод, и без теплой жены под боком, – это лицо принадлежало не ему, а его отцу. Жизнь представлялась ему непроходимыми дебрями, в которые не стоило углубляться даже на полшага, а нестыковки между причинами и следствиями он воспринимал скорее как должное, ничуть этому не удивляясь. И вот на фоне всяческих каждодневных загадок история умершей и воскресшей девочки неожиданно стала для него своеобразным утешением, доказывая абсолютную непостижимость всего сущего и бесполезность любых попыток хоть что-то понять в этом мире.

Отдельные личности, особо одаренные фантазией или не особо отягощенные совестью, в поисках удовлетворительного ответа на этот вопрос доходили до откровенных измышлений. Так, у одного из лодочников был брат, той ночью гулявший на стороне и оставшийся за бортом великих событий. Поначалу сильно огорченный таким упущением, он впоследствии попытался обратить это в свою пользу и придумал собственную версию, согласно которой, окажись он тогда в «Лебеде», рациональное объяснение было бы тут же найдено.

– Да она и не была мертва ни секундочки! Жаль, меня тогда с вами не было, а то я бы с ходу смекнул, что к чему. Весь фокус тут в глазах. Ежели вглядеться мертвяку в глаза, мигом поймешь, натурально он окочурился или нет. У живых особые, зрячие глаза, и я могу распознать это запросто.