Пока телефон не зазвонил

«Выделывается, — разглядывал нетрезвого хозяина майор. — Корона на мозг давит. Все еще». А Стасу все сильнее хотелось дать леща отчиму Янины, скулы сыщика аж заныли от того, как сжались зубы! Но он пока терпел.

Львов налил в стакан-тумблер приличную порцию французского коньяка. Понял свой стакан на уровень глаз и произнес:

— За что выпьем?

— За правду, — предложил Гущин. — Какой бы она не была. — Следователь старался не форсировать события, не сбивать хозяина с относительно мирного настроя. Хотя врезать по уху и сбить с него корону хотелось очень-очень.

Пока Дима отвлекался на посуду, Гущин незаметно просунул руку под стол и, нащупав в кармане телефон, включил его в режим диктофона. Проделывать подобный финт Стас насобачился давно, он все свои мобильники и подбирал по этому принципу: в телефоне должен быть хороший чуткий микрофон, включавшийся от простейшего слепого нажатия.

Дмитрий принял тост, кивнул и молча забросил в рот грамм сто «конины». Стянул с тарелочки два почти прозрачных ломтика сыра, забросил их в рот и зачавкал, мрачно разглядывая неторопливо пригубившего коньяк майора.

Станислав поставил едва отпитый стакан на стол. Прямо встретил направленный взгляд и заговорил:

— Ты знал, что в день убийства на Ларисе было платье твоей старшей дочери? — Стас намеренно исключил определение «приемной». Бил наотмашь, на живое, на родство.

Дмитрий перестал жевать и недоуменно, медленно поднял брови. Львов не ожидал вопроса о погибшей горничной, Стас пристально наблюдал за его неподготовленной реакций.

Реакция его порадовала. Дима выглядел растерянным.

— На Ларе было платье Янинки? — пробормотал муж депутатки. — А что… похоже… Было у нее такое.

— Дим, сосредоточься, — попросил майор. — Харе бухать, положение серьезное, за твоей старшей дочерью маньяк охотится. — Стас крайне редко использовал это словечко — «маньяк», предпочитал более грамотные и профессиональные выражения, но сейчас ему нужно было встряхнуть Львова, напугать так, чтоб до печенок проняло!

— Маньяк… за Янинкой охотится? — Дима на глазах трезвел. Ничего лучше выплеска адреналина не промывает мозг мужчины. Гущин и сам это недавно испытал. — А ты уверен?

— На все сто, — слегка преувеличив цифру, кивнул следователь. — И потому я пришел к тебе. Надо, Дима, перестать секреты разводить, ты мешаешь мне работать. Я должен знать — все.

Львов оперся выгнутыми ладонями о край стола, с шумом отодвинулся вместе со стулом. Поглядел на серьезного сыщика напротив… и неожиданно начал хлестать себя ладонями по щекам. Со звоном выгонять остатки хмеля.

— Так, — помотав головой, сказал через минуту, — я готов, Стас. Спрашивай.

Следователю послышалось, что готовность прозвучала с облегчением. Дима, по всей видимости, был настроен на то, что сыщик станет ковыряться в его прошлых грешках, и, как ни парадоксально, испытал облегчение, узнав, что дело касается Ларисы, а не его проблем.

Но Стас был настроен именно — поковыряться. В прошлом, откуда, не исключено и выросли сегодняшние беды.

— Давай-ка, Дима, приступим по порядку, — сказал майор. — Почему ты защищаешь Редькина?

Вопрос, к удивлению Станислава, не нагнал на лицо Львова даже слабой тени неудовольствия. На откровенность он пошел легко:

— А, — махнул рукой, — дело прошлое. — Исподлобья поглядев на Гущина, депутатский муж набрал в грудь воздуха, раздул щуки и, выдохнув, пустился каяться: — Когда нам с Глебкой по шестнадцать было, Редькин первый раз откинулся. Ну, пришел, понимаешь ли, такой весь деловой, на понатах и пальцах, — Дмитрий невесело хмыкнул: — Мы за ним, как два хвоста мотались. Ну и домотались. Федя предложил нам, типа, погулять. Вечерком, часов в одиннадцать. Мы прошлись до Заборья, он нам сказал, что сейчас договориться с продавщицей, Зинка выдаст в долг портвейна… — Львов ненадолго замолчал, потом продолжил. — Мы, зуб даю! — Чиркнул себя под горлом большим пальцем. — Знать не знали, что он магазин ограбил! Мы на околице остались, Федька нам запретил с собой ходить, типа, мы малолетки — Зина нас увидит, начнет кочевряжиться и портвейн не выдаст. Ну и…

Дмитрий снова замолчал, и Гущин за него продолжил:

— Редькина назавтра взяли, но вас он не выдал. Не сказал, что вас трое было, да?

— Сука! — сжимая кулаки, просипел Львов. — Когда вернулся через четыре года, мы с Глебом уже в армии были. А потом… пошло-поехало… «Вы, типа, на стрёме стояли, но я вас не сдал, платите».

Стас с сочувствием поглядел на багрового от злости Львова и негромко произнес:

— Дим, а ты что-нибудь о сроке давности слыхал?

— А позор? — парировал собеседник. — А родители, которые образованными сыновьями гордятся?

— Да чепуха на постном масле! Федул вам жизни не давал…