Получив новое раздраженное сообщение Марианны, он добавил еще один крестик рядом с жилищем родителей Анжелики Фонтен в тупике Коперника, недалеко от улицы Грызунов, и вышел из машины. Коттедж был отделен от соседних маленьким садиком и мог бы выглядеть кокетливым, если бы не закрытые ставни, увядшие цветы и проржавевшая решетка. Дом с привидениями… Трудно поверить, что в нем когда-то звучал веселый детский смех.
Потиньи – не лучшее место для взросления. Здесь хорошо разве что стариться…
Он свернул направо и оказался на улице Грызунов. Его неприятно поразила унылая, однотипная архитектура краснокирпичной застройки, которую едва оживляли немощные лучи солнца.
Ржаво-коричневый, винно-пунцовый, кроваво-красный.
Отсюда дети тоже сбежали. Об их присутствии напоминал только старый дорожный знак «Осторожно, дети!» перед «лежачим полицейским», который теперь мог пригодиться хорошо если дважды в год, когда внуки здешних обитателей приезжали навестить их на Рождество или в день рождения.
Дед медленно шел по узкой, пустынной, продуваемой всеми ветрами улице и чувствовал себя этаким Счастливчиком Люком, вернувшимся в родной Дейзи-Таун[87]
. Он вышагивает по улицам, в спину ему, прячась за занавесками, смотрят местные жители – банкир, китаец-прачка, салунная красотка, – а на другом конце улицы вот-вот появятся злодеи Пат Покер и Билли Зи Кид.Никого тут нет.
Даже гробовщика.
А вот и дом № 12, где жили Солеры. По сведениям Маруэтта, его выкупили через несколько недель после смерти отца Тимо. Федерико Солер предпочел провести последние месяцы жизни не в больнице, проходя курс химиотерапии, а у родного очага, мастеря поделки. Со времени детства Тимо кое-что изменилось: на месте песочницы красовалась клумба с гортензиями, там, где мальчишки гоняли мяч, оборудовали площадку для игры в петанк, баскетбольный щит выкопали, заменив жаровней для барбекю. Занавеска на окне отодвинулась. Дед краем глаза увидел женщину в розовом халате и пошел дальше.
Дом № 21, Томаш и Каролина Адамяк. На заборе табличка «Продается»…
Запущенный вид здания, явно покинутого много лет назад, контрастировал с ухоженной могилой родителей Илоны.
Дом № 23, Йозеф и Марта Люковик. Лейтенант Паделу решил, что посетит жилище семейства Зерда позже. Родители Алексиса уехали из Потиньи двадцать лет назад, а вот отец и мать Сирила все еще здесь – если данные Маруэтта верны. Те же светло-зеленые ставни, что и на старом снимке, тот же огород, те же горка и качели, привязанные к верхней ветке вишневого дерева. Как будто ребенок тоже никуда не делся.
Дед подошел к забору.
Почтовый ящик с индексом коммуны Ож[88]
, над ним кнопка.Он секунду помедлил, словно опасался, что звонок разбудит не только обитателей дома, но и весь квартал, всю деревню – даже тех, кто на кладбище.
Верна ли его догадка?
Может, стоило взять с собой Марианну или кого-то из ребят?
Он позвонил.
Дубовая дверь открылась не сразу. На пороге стоял Йозеф, а лейтенант ожидал увидеть Марту Люковик.
Седой ежик волос, элегантный свитерок, поза польского таможенника на линии Одер – Нейсе. Не хватает только оружия, хотя черные, близко посаженные глаза очень напоминают дуло двустволки.
– Что нужно?
Дед не стал отвечать, он смотрел за спину бывшего шахтера. Сыщик понял, что был прав с самого начала, что все угадал верно и не зря приехал в Потиньи.
– Мама-да… – Она метнула на него сердитый взгляд, и он сразу спохватился: – Мама…
– Что, мой дорогой?
– Зачем все снимают ботинки?
Малон не очень хорошо понял ответ. При чем тут ремни, драгоценности, очки, обувь и компьютеры?
Мама-да – про себя он имеет право так ее называть! – все время повторяла одно и то же: «Поторопись…» И подталкивала его в спину, и тянула за руку. Полицейские, мужчина и женщина, снова проверили их документы, Малон бесшумно шагнул в сторону, и Мама-да поймала его в последний момент:
– В чем дело, милый?
Ее голос прозвучал нежно – она хотела выглядеть паинькой, как перед учительницей. Нужно воспользоваться моментом.
– Я хочу Гути!
Малон не мог забыть верного друга, висящего вниз головой на колючках куста. Мама-да не имела права отнимать у него Гути.
НЕ ИМЕЛА ПРАВА бросать его там.
НЕ ИМЕЛА ПРАВА уходить без него.
Она с глупым видом смотрела на полицейских, обеими руками обнимая сына.
– Там, куда мы отправляемся, таких полно. Я куплю тебе другого, покрасивее.
Малон не слушал, его внимание было приковано к залу аэропорта. Он большой, очень большой, Мама-да его не догонит. Сбежать будет очень легко…
– Хорошо, мама, – тонким голоском произнес он.
Она разжала руки.
И он сразу рванул с места, точно зная, что будет делать: помчится вперед и повернет у плакатов на стене.