– Да, но я думаю, нам нужно обговорить детали. Эйден был не в том состоянии, чтобы анализировать что-либо, но ты, возможно, сумеешь разобраться в том, что же он на самом деле видел.
– Обговорим после.
Джек поднялся с кресла. Как раз вовремя: Эбигейл почувствовала, как у нее подкашиваются ноги, и она наверняка упала бы, не поддержи он ее.
– Уведи меня отсюда, – прошептала одними губами девушка. От внезапного осознания, сколько посторонних людей стало свидетелями ее поступка, которым она невольно созналась в страшнейшей своей тайне, Эби замутило, и жар прилил к лицу, в мгновение осушив протянувшиеся от глаз до подбородка влажные дорожки. – Уведи.
Щекой прижимаясь к плечу Джека, она робко огляделась. Мэтр Фредерик смотрел в сторону, размышляя о своем, о тех самых «деталях», должно быть. Госпожа Адалинда задумчиво гладила запрыгнувшую ей на колени кошку. Вероятно, им и дела не было до чужих грехов и секретов. А вот лысый лжеповар глядел прямо на нее. И взгляд его Эби не понравился.
Миг назад она хотела сбежать из этой комнаты, но теперь вдруг подумала, что терять ей все равно нечего. Отстранилась от верного помощника (но руки его на всякий случай не отпускала) и развернулась всем телом к укоризненно покачавшему головой мужчине.
– Так что это вы мне там говорили, господин Блэйн? – Голос, которому дóлжно было звучать гордо и с вызовом, дрогнул, но девушка стиснула упрямо зубы и глаз не опустила, продолжая взглядом требовать ответа.
– Какая теперь разница? – поморщился повар.
– Никакой. Так и скажите. А то все намеками да намеками. Мол, знаю я что-то такое… Что же вы такое знали?
Мужчина поднялся. Поглядел, будто ища поддержки, на магов, но те вмешиваться не спешили. А Эби теперь не желала отступать.
– Говорите, господин Блэйн. Я же ведь дура, недомолвок ваших так и не поняла.
– Что дура – поняла, уже хорошо, – выцедил лжеповар. – В другой раз умнее будешь. Не свяжешься с очередным негодяем.
– С негодяем? – Злость вскипела в душе. Злость и обида: негодяй или нет – это ей решать. Девушка вырвалась от Джека, который сам теперь держал ее и даже пытался утащить тихонечко, и ринулась к повару, который и не повар даже, а лгун похлеще магов, так что не ему кого бы там ни было судить. – Что же он вам сделал, что сразу – и негодяй? Мертвого-то оговорить много ума не надо. И совести тоже.
Последней фразой она его зацепила. Мужчина сердито нахмурился и задышал тяжело, широко раздувая ноздри. Сперва сжал губы, словно собирался молчать до смерти, а после вздохнул, со значением так: сама, мол, напросилась.
– С совестью, Эби, у меня свои счеты, – проговорил он почти отечески, как когда-то. – А у Эйдена свои были. И его совесть многое ему позволяла. Например, дурехе такой же, как ты, голову вскружить, поиграться вволю и бросить, как говорят, в интереснейшем положении. А то, что она после этого руки на себя наложила, так это уже на ее совести, а не на его.
Эбигейл сжала кулаки. Рот открыла – крикнуть ему, что ложь это все, и не единому слову она не верит… Только кого этим обманешь? Не себя – уж точно.
Развернулась молча и пошла прочь из гостиной.
В комнате, в той, где провела ночь и все утро, села на постель и закрыла лицо руками. Не плакать – спрятаться. От прошлого, от настоящего. От будущего, которого сейчас для себя не видела.
Джек вошел почти следом и остановился в дверях, ожидая, покуда ей достанет смелости отнять от пылающих щек ладони и взглянуть в его стеклянные глаза.
– Он правду сказал? – спросила Эби тихо. Не было надежды, что Джек сумеет разуверить в услышанном. Но и решимость еще не оставила: узнать все, разобраться до конца. А после – забыть навсегда.
– Правду.
– И что… В смысле, как… Ты же должен знать, из его памяти.
– Это – очень старая память. Нет полной информации.
Он говорил как машина, чеканя бесстрастно слова. Словно специально старался как можно меньше походить на живого человека. Человек сказал бы просто: дескать, ни к чему ей знать, что и как там было, и думать о том не нужно, и жалеть уже поздно – что незнакомую ту девушку, что себя. Но человек, возможно, и понял бы, отчего ей так важно узнать ответ.
– У меня есть информация, – прозвучало от приоткрытой двери. – Если хочешь, поделюсь.
Эби настороженно покосилась на вошедшую в комнату магиню, но, не увидев в ее взгляде ни насмешки, ни жалости, кивнула:
– Поделитесь.
Она не стала спрашивать, зачем этой женщине, в былые времена и словом ее не удостоившей бы, говорить с ней. Возможно, та действительно посочувствовала ей по-человечески. Возможно, преследовала иные цели, но в этом случае интересоваться тем более было бесполезно.
Госпожа Адалинда прошла в спальню и присела на кровать рядом с Эби.