Пока ты веришь

Дориан подумал, что так действительно будет проще, и ни о чем больше не спрашивал, даже о том, зачем они тут сидят и кого ждут.

Все равно ведь дождутся, тогда и узнает.

– Хрен я теперь дождусь твоего рапорта, – бурчал Сидда на Скопу, пока шли к задержанному экипажу. – Совет архимагов – это тебе не вшивая внутренняя разведка! Хоть на словах расскажи, куда влез, а?

– Влез, угу. Куда ты меня воткнул, туда и влез. Повезло еще, что вылез. В первый раз за сколько лет в отпуск собирался, а ты что?

– А что я? – насупился Бейнлаф. – Я вот тоже за сколько лет в поле побывал, взрывы послушал, на земельке повалялся.

– Слушать надо, когда тебя по-хорошему предупреждают. Сказал же, чтобы не совался? Кто тебе виноват?

– Крепко теперь в оборот возьмут? – задумался Сидда.

– Не знаю.

– Правильно. Если спросят, так и будем говорить. Ничего, мол, не знаем, не видели и не слышали, да? Только глянем сейчас, что за субчиков нелегкая принесла, и все.

Нелегкая принесла двоих одаренных, правда, как Бейнлафу его маг сказал, слабеньких, а шеф додумал, что еще и на голову. Лепетали что-то невнятное, всеми родственниками клялись, что просто мимо проезжали. На шкатулку с женскими украшениями и чемодан, полный оружия, вылупились так, словно впервые увидели, и на два голоса запели, что это не их.

В это, впрочем, Сидда поверил. И Скопа подтвердил: знакомый, сказал, чемодан, и кто владелица шкатулки, догадывается.

– А это тоже не ваше? – сурово поинтересовался у задержанных Бейнлаф, указав на маленький чемоданчик, набитый деньгами, который его люди нашли в потайном ящичке под сиденьями.

– И это не их, – отчего-то погрустнел Скопа. – Что ж ей так не везет с ними? Как проклятые эти десять тысяч.

Тут уже Сидда смекнул, о ком речь, но с расспросами решил повременить пока. Вот уляжется все, успокоится, возьмут они бутылочку хорошего бренди, посидят в тишине, а когда наскучит молчать – поговорят.

Когда прогремел взрыв, они были уже далеко.

Ушли бы еще дальше, если бы не это чучело!

– Эби! – Он в который раз дернул ее за руку, заставляя остановиться. – У меня голова болит!

– Догадываюсь. – Она вспомнила, как от души приложила тяжелой железякой человека, тогда не имевшего лица. – Только радоваться чему?

– Боль – это же чувство. Я чувствую – значит, я настоящий.

– Настоящий, да.

Однажды она к этому привыкнет. К его новой внешности. К новому голосу.

Просто нужно время.

– А еще мне холодно. Я помню, это так называется. Холод. Мурашки по коже. Или мушки?

– Мурашки. Пошли быстрее, заодно и согреемся.

– Пошли. А куда? Я теперь не знаю. Карты есть в голове, а компаса – нет. Но можно будет потом купить, да?

– Купим, – вздохнула она. – Как только деньгами разживемся, сразу купим. Голова сильно болит?

– Терпеть можно. И кровь почти не идет уже.

– Все равно тебе к доктору надо. Только… Стой.

Пересилив тревожное чувство, смесь страха и стыда, мешавшее ей смотреть на идущего рядом мужчину, Эби заставила себя осмотреть его с ног до головы. Вытащила скреплявшую узел галстука булавку, сняла запонки, взвесила на ладони и решила:

– В Освин надо. Знаю там пару скупщиков, которые за это нормальную цену дадут. А после доктора того найдем, что меня лечил, помнишь? Пусть твою голову зашьет.

Завернула драгоценности в платок и убрала в карман.

– Эби, может, не нужно? Освин – плохое место. А я теперь не такой сильный, чтобы тебя защитить.

– Сама защищусь. – Она достала из другого кармана револьвер и повертела им у него перед носом. – И тебя, если придется, защищу. Идем? Сверься со своими картами, куда нам, если там – восток. Видишь, небо уже светлеет. Как раз к утру притопаем.

– Ты… – Он посмотрел на нее, на оружие в ее руке и неуверенно передернул плечами. – Я не думал раньше, что ты… такая…

Ничего обидного Эби в его словах не услышала и какая «такая», уточнять не стала.

– Я разная, – сказала просто. – Была разная. Но теперь буду только такой, какой сама захочу.

– А мне ты такой понравишься?

– Не знаю. Поживем – увидим.

«Эдди и Фредди – друзья навек».

Адалинда осторожно, словно ее прикосновение могло стереть вырезанную на дереве надпись, коснулась неровных букв.

– Надо же, – прошептала удивленно. – Я думала, его давно срубили.

– Никогда! – отчеканил Фредерик. – Это дерево под моей личной охраной.

– Конечно. – Она фыркнула. – Ты не был тут с тех пор, как исчез, ни с кем не попрощавшись.

Сама она приезжала часто. Встречалась с бывшими учителями, гуляла по парку, обрывала фонарики физалиса, росшего у сторожки.

В этот раз приехала три дня назад.

Понадобилось почти две недели, чтобы отойти от событий той ночи, когда они с Роксэн едва не погибли. За это время Фредерик практически уладил все дела с Советом, сняв и с себя, и с Адалинды ложные обвинения, и она отделалась, что говорится, малой кровью: всего два дня допросов, пара сотен подписанных протоколов, расписок о неразглашении и расплывчатых обязательств. И все: она села в поезд и приехала сюда, к Лео.

А сегодня вдруг появился Фредди, повел ее в заброшенную часть парка, и они нашли свое дерево.

– Как там в столице? – начала она издалека.